Лукавый Шаолинь - Алина Воронина

— Хадсон, нет, не прикасайся…убери руки…

— Да, Эля… да… этого так хочется после боя… ты не представляешь… Эля…

— Нет… Нет… Не трогай меня… прошу… умоляю… не надо…

— Эля… Элюшка…

— Нет…

А потом Грин оттащил от меня Хадсона и занес руку, но бить не стал.

— Эля, мы безумны… Мы просто безумны. Все. Надо забыть. Надо сплотиться, впереди — война. Ты можешь этот мир спасти одним движеньем глаз, согласно веки опусти, и не разлучат нас.

— Мы безумны. Весь этот мир безумен… Я не хочу жить в нем. Прощай, Грин. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.

— Остановись! Война не выбирает нужное время. Я не хотел тебя бить, выбора не было.

— Выбор есть всегда.

Я подняла свой новый дюралевый меч и отдала бывшему тренеру.

На Грине не было лица. Казалось, ему очень больно.

Я ушла.

А через год узнала, что клуб «Бастион» закрыли. По официальной версии — из-за нехватки финансирования.

Но мне было все равно. Казалось, самое страшное уже случилось.

Прошло несколько лет.

Эля искала свой путь в жизни, свой Шаолинь. А я не искала, я просто радовалась тому, что существую и тому, что родители еще не выгнали меня из дома. Они частенько этим грозили, когда я вела себя неподобающим образом. Неподобающим по их мнению, конечно. Я имела право только учиться, писать статьи в студенческую газету и, естественно, быть красивой. Чтобы после окончания вуза они смогли продать меня, как породистую собаку, какому-нибудь папику или мажору.

И тогда я завидовала Эле. Вернее, тому выбору, который она сделала после развала клуба «Бастион». Пусть ее жизнь была тяжелой и полной слез. Но это была жизнь. Моя подруга детства изменилась до неузнаваемости даже внешне, в ней не осталось и крупицы прежней непосредственности. Подростковая пухлость спала, глаза стали еще больше, если это только возможно. И теперь Эля была привлекательной девушкой, которая точно знает, чего хочет. И, как танк, идет к своей цели.

Когда мне исполнилось девятнадцать, умерла бабушка. Это случилось в ясный июньский день. Я постоянно плакала, пока она лежала в больнице, но на похоронах не уронила ни слезинки, будто окаменев. Под неодобрительные взгляды Кеши и Гоши я глушила водку, стремясь как-то заполнить пустоту в душе.

На меня смотрели с удивлением, словно ожидая чего-то. А я думала, что больше никогда не приеду в свой домик в деревне. Никогда не буду рассказывать страшилки о поутри, сидя в заброшенном доме. И танцевать ночью, ощущая всю полноту жаркого лета. Детство кончилось. Мои друзья выросли и сами стали родителями. Тогда я поняла, что уже не могу остановиться.

— Иней, хватит. Хватит пить, — закричал Гоша, отбирая у меня бутылку.

Я смотрела на него пустыми глазами.

Потом ударила изо всех сил по щеке.

Гоша отшатнулся и отошел, опустив голову. Никто из гостей на поминках даже не заметил нашей стычки. Как это часто бывает, они позабыли, зачем собрались: одни о чем-то шептались, обсуждая покойную, другие пели песни во все горло, третьи методично работали челюстями.

Плакала я уже после, когда протрезвела. А потом жизнь завертелась…

На смену страстному веренскому лету пришел слезливый сентябрь. Началась учеба, затем сессия. Встречи, подруги, молодые люди. Отличные оценки, подработка в газете. Это Эле надо было чего-то из себя строить — музыканта, реконструктора, бойца. Мне достаточно было быть умной и красивой. Но хотелось совершить нечто значительное и найти свой Шаолинь.

Я искала себя и жила в ожидании. Казалось, что вот-вот я сделаю то важное, для чего родилась. Спасу этот мир или на худой конец человека, ушедшего под лед. Ради такого случая я даже стала ходить в бассейн и закаляться.

По примеру Эли я занималась музыкой и играла технически верно, точно попадая в ноты. Но мое исполнение просто вводило окружающих в сон. Я и сама не любила музыку, да и спорт казался мне ненужным. Моя фигура и так была безупречна. Рисовала я тоже совсем не плохо, да и шила намного лучше Эли. Но всерьез не интересовалась ничем, кроме книг. Учеба, интервью и статьи, тусовки, мальчики. И больше ничего.

Однажды неугомонная Эля все-таки зазвала меня на концерт. Был как раз тот период, когда она рассорилась и с Машей, и ушла из клуба «Бастион», чему я искренне обрадовалась. На мой взгляд, эти странные ролевики и девочка, больше похожая на мальчика, плохо на нее влияли.

— Может, ты на йогу пойдешь? А еще лучше займешься рукопашкой. Хотя нет, ты же с детства была пацифисткой. Дернули за одну косу, подставляла другую. Зато в старших классах с наслаждением отвергала своих обидчиков. А они перед тобой просто штабелями ложились. Может быть, валяние, вышивание, плетение бисером? Нельзя же так жить… Бездеятельно. Ты только слоняешься по клубам и проводишь время с парнями. С такими данными — это гневить богов, — сказала подружка, выпивая третью чашку чая. Мы сидели у нее дома и раздумывали, чем заняться вечером: посмотреть фильм или пойти на рок-концерт.

— Элька, прекрати свою лекцию. Ты такая скучная. И если уж на то пошло, почему не исследуешь свои способности по различению светлых зон? Если решишь вернуться, наши ученые тебя от радости порвут на фашистские знаки.

— Потому и не хочу. Это в прошлом. В моей жизни и так слишком много фантастики. Хочу чего-то большего, чем быть подопытным кроликом. Но ты должна найти себе полезное занятие!

— Ты сейчас похожа на наших родителей. Может, хватит нравоучений? У меня только второй курс института, не мешай радоваться жизни. А что касается парней, так они сами ко мне липнут…

— Ты чересчур красивая, — пожала плечами подруга, — от этого многие проблемы.

— Да уж, все замечают только мою внешность. Чувствую себя мясом, которое мужики мечтают съесть.

— Не только. Как только откроешь рот, еще и мозги. Это меня считают тупой блондинкой. Наверное, надо перекраситься, — вздохнула Эля. — Пойдем на рок-концерт. Обещаю: ты оценишь.

— Я же не меломанка.

— Ты — книгоманка. Сколько можно читать? Я тоже это люблю, но не до такой степени. Идем, развлечемся.

Пришлось согласиться и надеть черное платье, свободно струящееся от талии.

— Хотя бы волосы распусти, а то ты какая-то прилизанная с этими косами, — сказала Эля и протянула руку к моей голове.

Мне вдруг пришло в голову, что она чересчур изменилась. Стала цепкой и даже жесткой. Где же ты, моя девочка с флейтой?

— Ты соображаешь, что говоришь? Мои волосы достигают колен. Я без кос не могу жить.

Эля так зыркнула своими зелеными глазищами, что я тут же сказала: