Магометрия. Институт благородных чародеек - Надежда Мамаева

Рассказ о том, что представители сильной половины человечества поддаются на манипуляции посредством слез и молчания и не ведутся на требования и крики, подкрепленный примерами из собственной практики, заслужил отдельного внимания. Я уже мысленно представляла, как на следующей лекции к глазам институток будут прикладываться батистовые платочки, а Аарона прицельно обстреляют укоризненными молчаливыми взорами.

Занятие подходило к концу, когда одна из институток все же не выдержала роли молчаливой скромницы (а может, решила таким образом обратить на себя внимание, идя ва-банк?) и спросила с придыханием:

— Скажите, а скоро ли мы будем проходить темы, касающиеся поведения супругов в спальне?

Дракон, обретший к этому времени душевное равновесие, не иначе, решил проучить девицу, потому как стремительно приблизился к ней и буквально в ухо, с жарким придыханием томно прошептал:

— Юная невинная дева так жаждет познать эту науку во всех ее аспектах? Как теории, так и практики?

Я, затаив дыхание, наблюдала за процессом соблазнения, уложившимся ровно в шестьдесят секунд. Аарон ничего не говорил, лишь провел пальцем по скуле, наметил затейливую вязь на шее и спустился к впадинке ключиц. И все это непрерывно глядя в глаза.

От этой странной прилюдной ласки дыхание институтки участилось, глаза подернулись поволокой.

— Да, — прошептала, по-моему, даже не осознавая смысла ответа.

Дракон же на этот ее короткий полустон-полумольбу мгновенно изменился в лице. Из взгляда исчезло обещание всех наслаждений этого мира, восхищения и желания. Сейчас в его глазах плясали джигу цинизм и ирония.

— Увы, сударыня, ничем не смогу вам помочь. Чем легче взойти на гору, тем она меньше привлекает скалолаза. И это еще один урок.

Уши и щеки институтки предательски заалели, а верхняя губа дернулась, свидетельствуя о том, что девица готова разреветься. Причем не на показ, а некрасиво, со вспухшими веками и хлюпающим носом.

При этих его словах я вперилась взглядом в парту. Да что это такое! Второе занятие, и я опять думаю о этом гаде — Андрее. А может, просто принимаю все слова преподавателей в переложении на себя?

Ведь так или иначе для интерна я оказалась этакой Джомолунгмой. Не сдавалась упорно, вот и…

— Что столь интересного вы нашли на столешнице, юная леди? — приятный баритон прозвучал практически над ухом.

В душе поднялась волна протеста. Этот бабник решил поиздеваться и надо мной?

— Господин преподаватель, — начала я нарочито серьезно, — вы сегодня говорили много…

Но тут крылья носа дракона дрогнули. Если бы он был ищейкой, то можно было бы сказать: он взял след. Аарон подошел ко мне вплотную, правда, на этот раз его взгляд не был призван соблазнить. Да и я отнюдь не млела от такого плотного контакта. Попыталась отстраниться. Не тут-то было. Аарон сжал мой локоть.

— Откуда у вас тень моего сородича? — он прошептал это мне в ухо буквально на ультразвуке.

В ответ я смерила его холодным взглядом и чуть громче, так, чтобы слышал весь класс, ответила:

— Знаете, женская психология такова, что некоторые горы брезгуют скалолазами, покоряющими по нескольку вершин за день.

Дракон ответ оценил и намек понял (несмотря на его утверждения касательно мужчин об обратном): обнародование его открытия не ко времени и не к месту. Локоть он отпустил и, бросив: «Присаживайтесь», направился к кафедре.

Звонок возвестил о начале большого перерыва, и я уже было собралась, слившись с толпой, улизнуть, как была остановлена уверенным:

— А вы, барышня, задержитесь на пару слов. Остальных девиц прошу покинуть класс.

Когда мы остались с драконом один на один, он некоторое время молчал, внимательно изучая меня. А потом произнес совершенно неожиданное:

— А я все гадал, что за девушка должна быть, чтобы она заставила вечно спокойного Дейминго, циника, презирающего выпускниц этого института, да и вообще женщин, за их лицемерие и притворство, проявить целую гамму эмоций… Ведь как бы помощник верховного инквизитора ни пытался аргументировать мое присутствие здесь лишь поисками маньяка, но если мужчина пытается скрыть свои чувства, значит, в деле замешана женщина.

Он хотел сказать что-то еще, но я перебила:

— И какова же цель вашего пребывания?

Дракон усмехнулся:

— Другая бы на вашем месте внимала речи о том, как она поразила неприступного Дейминго, а вы…

— И все же?

— Тайно охранять вас как свидетельницу по делу маньяка. Не приближаться, по возможности не контактировать.

— И вы нарушили предписание?

— Мне не сообщили, каким именно образом вы связаны с этим убийцей. Я не думал, что через тень моего пропавшего Валя. Но когда почувствовал на вас его тень и сопоставил с исчезновением… я не инквизитор, я следопыт, и порою не могу сдерживать свои эмоции подобно каменному истукану. Да, я не смог удержать лицо и продолжить занятие как ни в чем не бывало, когда понял. Что мой кровник, возможно, сейчас лежит на лабораторном столе этого маньяка.

— Именно поэтому я тебе и не сказал о тени. — Лим, шагнувший из портала, появившегося буквально только что, заставил меня вздрогнуть. — Аарон, ты лучший следопыт, поэтому я тебя и подключил к этому делу, но просил держаться от свидетельницы на расстоянии, поскольку опасался именно такой твоей реакции, узнай ты все от и до. И, видимо, не напрасно опасался.

Рыжеволосый демон перевел взгляд на меня.

— Это тебе — амулет, способный отчасти купировать боль.

Протянутая подвеска была неказистой, латунной. Я потянулась было за ней. Поздно. Новый приступ агонизирующей боли скрутил меня, но на этот раз все было немного по-другому, нежели на скамейке. Я чувствовала, как внутри меня словно плещется прибойная волна.

— Аарон, у нее боль вошла в резонанс с пробудившимся даром. Она сейчас может…

Что может, я так и не поняла, лишь увидела, как рыжий демон в одном прыжке пытается накрыть меня собой, но его отбрасывает волной, которую порождаю… я?

Ощущение боли и закручивающейся вокруг меня спирали плотного, материального воздуха все усиливалось. Последнее, что я почувствовала, это чьи-то сильные руки, сжимавшие мои запястья.

Боль выворачивала наизнанку, перед глазами плясали степ кровавые круги. Словно сквозь белый шум я услышала:

— Мрак! Временной портал!

Это были последние связные звуки. Дальше наступила агония, когда уже ничего не ощущаешь, кроме предсмертной пытки, а потом я потеряла сознание.

Зима 1860, Санкт-Петербург

Очнулась от того, что кто-то тащит меня, закинув через плечо. Руки связаны. Нос щекотала мешковина. Назойливая пыль проникала в горло, нещадно садня так, что хотелось чихать. Увы, рот, заткнутый кляпом, не позволил сделать и этого.