Красный снег - Александр Пензенский

Идемте, в кабинете договорим – все-таки зябко здесь.

Маршал тоже выкинул папиросу, открыл дверь, пропустил патрона перед собой. Внутри было привычно многолюдно и суетно: заявители, нарушители, блюстители.

– Владимир Гаврилович! Константин Павлович!

Павел Евгеньевич Кушнир, удостоверившись, что его услышали, быстрым шагом заспешил по коридору к коллегам.

– Вы к себе? Уделите минуту? Есть что рассказать.

В кабинете Филиппова гости расселись по «своим» местам: Маршал устроился у широкого подоконника с папиросой, а Павел Евгеньевич опустился в свое любимое кресло с подлокотниками, отполированными рукавами многочисленных посетителей.

– Я изучил доставленную из Поповщины еду, питье и посуду, – торжественным тоном начал доктор. – И, кажется, могу вам прояснить некоторые темные места этого дела. – Перебивать его никто не стал, пришлось продолжать: – Водка хорошая, безо всяких примесей. Дорогая, «белоголовка»[11]. Закуска тоже вполне себе обычная. А вот квас с секретом, да-с. – Он снова обвел взглядом слушателей, возмутился: – Господа, ей-богу, ну вы хоть проявите эмоции! Мне же совсем не интересно вещать в тишину, да-с!

– Павел Евгеньевич, голубчик, давайте без актерства. Поверьте, мы молчим исключительно из уважения к рассказчику, – улыбнулся Владимир Гаврилович. – Продолжайте, пожалуйста, нам жутко любопытно, что вы обнаружили в квасе.

– А в квасе, господа, я нашел ответ на вопрос, почему ни сноха, ни внуки хозяина не проснулись в процессе… Гм… Ну… В общем, дичайшая концентрация «Веронала»[12], да-с.

– «Веронала»? Зине выписывал его доктор после… Ну, после того случая. Для сна.

Доктор Кушнир кивнул.

– Совершенно верно. Это довольно сильный препарат, барбитурат. Очень внимательным надо быть при дозировке. Без вскрытия утверждать не берусь, но вероятность того, что те, кто пил квас, могли не проснуться, очень велика. Дети уж точно.

– Так, – Маршал зашагал по кабинету, – водочных рюмок было пять. Оловянных кружек семь. Пятеро мужчин, Дарья и шестеро внуков.

– Водку пили сами убийцы, – кивнул Филиппов, – потому в ней отравы нет.

– Не отравы – снотворного, – буркнул доктор из кресла.

– Да-да, снотворного. Думаю, убивать никто никого не хотел. Если бы кто-то и не выжил после «Веронала», это была бы случайность. Никто бы даже в полицию не заявил – мало ли отчего ребенок умер. Я предполагаю, – Константин Павлович прервал свое хождение, – Симанов и сын нужны были грабителям, чтобы выяснить, где деньги.

– Выпытать.

– Да, Владимир Гаврилович. Выпытать, вызнать угрозами. Они были потребны злодеям в относительно трезвой памяти. Батрак не в счет, за хозяина под пулю вряд ли бы полез. А сноха с детьми – лишняя морока. Как бы крепок ни был сон, не услышать из-за занавески, как допрашивают Осипа с Устином, они не могли. Грабителей двое, за такой оравой не уследишь, двери нет, не запрешь. Вот и опоили.

– Да, пожалуй. – Филиппов потер подбородок. – Вот только одна нестыковка.

– Верно. – Константин Павлович тряхнул шевелюрой. – Откуда грабители знали, что у Симановых нет дверей?

– Выходит, вы правы в главном. Навел шайку на Симанова кто-то из местных. И, судя по всему, не просто навел, но и сам принимал в ограблении довольно деятельное участие. Потому и устранили свидетелей.

Доктор Кушнир во все время диалога сыщиков помалкивал, пыхтя своей короткой трубочкой, но тут вдруг подал голос:

– Но зачем было убивать спящих? Они же не свидетели.

Сыщики переглянулись.

– Загадка. Еще одна. И отгадки где-то там, в Поповщине. Видимо, нужно ехать, Владимир Гаврилович. Как раз поспею к похоронам, понаблюдаю заодно за людьми.

* * *

23 февраля 1912 года. Санкт-Петербург, больница Святителя Николая. 10 часов 52 минуты

Пациент захлопнул книжку, посмотрел на часы. Странно – уже почти одиннадцать, а Петр Леонидович еще не заходил. За все время пребывания Пациента в стенах этого грустного заведения доктор Привродский был безукоризненно пунктуален и ни разу не опоздал на их ежедневные встречи. А тут уже почти на час задерживался. Не приключилось ли что нехорошее?

Спустя час стало уж вовсе беспокойно. Пациент не выдержал, подошел к запертой двери и требовательно постучал.

– Чего надобно? – настороженно поинтересовались из-за створки.

– Доктор Привродский в больнице?

За дверью помолчали, будто бы сомневаясь, стоит ли продолжать диалог, но все-таки ответили:

– Не было еще. Как с вечера отбыли, так пока и не объявлялись.

Пациент вернулся к кровати, лег, попробовал не думать о нарушении распорядка. Как назло, думалось только об этом. Воображение принялось рисовать разные картины, от тяжелой болезни до летящей с моста в полынью конной упряжки.

Через час снова постучал в дверь.

– Может, ему надо протелефонировать?

– Доктор уже сам телефонировал. Обещался быть к трем.

– Да что случилось-то? Неужто не спросили?

– Господин хороший, да откуда ж мне знать? Не я ж с ним разговаривал, – недовольно проскрипело из-за двери.

Наконец, когда стрелки почти сошлись на четверти четвертого, щелкнул замок, в палату вошел доктор, и Пациент сразу понял – точно что-то произошло. Доктор явно был взбудоражен: пенсне из-за нахмуренных бровей сползло на самый кончик носа, под глазами обрисовались тени, да и все лицо будто было измято бессонницей, а плотно сжатые губы согнулись в скорбную скобку. Петр Леонидович нервно дернул шеей, кивнул на книжку.

– Дочитали? Каково мнение?

Пациент постарался улыбнуться максимально дружелюбно.

– Интересно. Такой же сумасшедший, как я. Только постарше.

– Вы бросьте это! – Доктор аж притопнул ногой. – Вы не сумасшедший! Вы переживаете последствия тяжелейшей травмы. Но вместе мы их непременно преодолеем!

Пенсне все-таки не удержалось на носу и звякнуло об пол. Левое стеклышко перечеркнула трещина.

– Ну знаете, это уже черт знает что! – прошипел Привродский. – Это уже совершенно ни в какие ворота!.. Это!.. Это!..

– Петр Леонидович, что стряслось? Вы сегодня больше похожи на своих подопечных.

Пациент поднял пенсне, протянул доктору, подвинул стул.

– Ох, простите. – Казалось, с этими словами из доктора выпустили весь воздух, и Петр Леонидович оплыл на стуле. – Совершенно сумасшедшая ночь. Меня ведь ограбили, дорогой мой. Сквозь эти стеклышки я смотрел нынче ночью сперва в черное дуло револьвера, а потом в участливые глаза полицейского начальника.

Пациент нахмурился.

– Ограбили? И только? Никто не пострадал?

– Нет, любезный, слава богу, обошлось все дорогими побрякушками. Да и не сильно уж дорогими – жаль лишь репетир[13] от Буре, мне эти часы мой первый выпуск презентовал, золотые, с памятной гравировкой. Все остальное мелочи, наживем еще.

– Да вы не волнуйтесь. Найдутся ваши вещи. Полиция должна была составить опись похищенного и известить всех ювелиров и скупщиков. Как только им принесут что-либо из списка, они тут же уведомят сыскное отделение. Хотя с часами, конечно, может выйти и иначе. Могут из-за надписи не понести в скупку. Ну да понадеемся на жадность и недалекость грабителей, обычно у