Масоны. Как вольные каменщики сформировали современный мир - Джон Дикки

Масонство соответствовало духу времени. Мириады клубов по всей стране, независимых от политической повестки правительства, были ярким свидетельством того, что английское общество было самым свободным в Европе. Была в стране и шумная и при этом свободная пресса. Издательства, газеты, кофейни и пивные Лондона были лабораториями политических исследований. Как и масонские ложи. При этом масоны вовсе не обязательно были сторонниками той или иной политической линии, а собрания не были аренами для дебатов. Как мы уже убедились, на всякое политиканство смотрели неодобрительно. Однако масонская жизнь очень хорошо готовила к политической карьере. Необходимость знать и соблюдать множество правил закаляла людей для службы в государственных структурах. Развивались осмотрительность, ораторские навыки, способность разбираться в уставах и сводах правил, умение наставлять менее опытных братьев. Всему, что нужно было знать и уметь в мире большой политики, человек мог научиться в масонской ложе. К тому же братья-каменщики, даром что их число от общей численности населения было ничтожно, приучались позиционировать себя как носителей общечеловеческих ценностей. Вспомним хотя бы Кустоса. Записи допросов показывают, насколько он умел владеть собой, насколько был красноречив — всему этому он явно научился в ложе. А рассказ о пережитых страданиях — пример умелого политического жонглирования идеями общечеловеческих ценностей.

Попробуем ответить на вопрос, почему вольные каменщики с самого начала не брали в свои ряды женщин.

Действительно, этот принцип не слишком увязывается с провозглашаемыми братством идеями терпимости и эгалитаризма. Впервые о запрете на принятие женщин открыто говорится в «Конституциях» 1723 года: «Люди, принимаемые в члены ложи, должны быть добродетельными и честными, свободнорожденными, зрелого и разумного возраста; они не могут быть данниками и ленниками, женщинами, а также они должны быть людьми не безнравственными и ославленными в обществе, а только добрых нравов»[1]. И никаких объяснений. Ничем не прикрывая свой сексизм, авторы «Конституций» просто закрепляли существовавший тогда порядок вещей.

И сегодня на вопросы о сексизме ранних масонов отвечают, что это вполне соответствовало духу времени. В XVIII веке женщины никак не участвовали в общественной жизни, не занимались ни политикой, ни недвижимостью, ни государственным управлением, ни законодательством, ни предпринимательством, ни торговлей. Поэтому и в масонских ложах их увидеть было бы странно.

Надо сказать, что и сами английские женщины XVIII века не рвались вступить в ложу. Основную массу масонов составляли мелкопоместные дворяне, люди торговли и ремесла, и у их жен были другие места для общения. Женщины ходили в театры, парки, салоны. В общем, только в те места, где их репутация гарантированно не пострадает. Ложи к таковым отнести было нельзя. Тайны, окружавшие масонов, моментально бросили бы тень на репутацию. А уж если говорить о венчающих собрания «праздничных столах», то ни одна приличная дама не позволила бы себе присутствовать на подобного рода мероприятии. В масонской ложе женщина смотрелась бы так же странно, как посреди таверны с бойцовским петухом в одной руке и кружкой эля — в другой.

Поэтому историки масонства отчасти справедливо списывают запрет на принятие женщин на общие тенденции времени. Но лишь отчасти. Иначе некоторые моменты, связанные с этим запретом, не объяснить.

Масонам пришлось защищать свои позиции перед лицом одной из идей философии Просвещения, а именно убеждения в том, что женщины оказывают на мужчин благотворное влияние, обуздывая их дикие нравы. Считалось, что сугубо мужское общество очень скоро деградирует, и лишь женщины способны удержать вулкан варварских страстей от извержения. В ответ масоны разразились целой системой аргументов против принятия женщин в свои ряды. В многочисленных речах и памфлетах масоны клялись и божились, что преклоняются перед прекрасным полом, вот только дело в том, что в присутствии женщины все мужчины — братья-каменщики не исключение — начинают соревноваться и ревновать, а значит, оказываются не в состоянии поддерживать дух масонства. Но можно сказать, что дело было просто в следовании традиции: средневековые каменщики женщин не брали, а значит, и мы не должны. При этом часто предпринимались попытки убедить жен масонов, что быть благоверной вольного каменщика — большая честь. Их даже приглашали на открытые обеды и балы.

Одним из главных аргументов против принятия женщин было убеждение в том, что представительницы слабого пола склонны сплетничать, а значит, не смогут хранить великие тайны в секрете. Развивая эту мысль, масоны убедили себя в том, что все без исключения женщины только и думают, как бы разузнать их тайны. Эта точка зрения отражена на гравюре середины XVIII века под названием «Масоны в изумлении» (1754?).

Собрание масонов неожиданно прервано. Братья бросились врассыпную, а символические масонские инструменты разбросаны по столу. Один из них даже стреляет из мушкета, направив его на причину всеобщей суматохи, а это — женские ноги, обнаженные выше колена и болтающиеся под потолком. В подписи к гравюре рассказывается, что эта дама — служанка по имени Молл — с целью выведать тайны масонов забралась на мансарду над залом заседания, но вдруг оступилась и провалилась через потолок. В итоге никаких тайн она не выведала, зато все члены ложи узнали тайну о том, что находится под подолом ее платья. Действительно, и Мастер ложи, и Привратник с нежностью поглядывают на ее промежность. Картина предостерегала пытливых дам от чрезмерного интереса, но и намекала на особую солидарность, царившую среди братьев.

Аргументы в защиту запрета, изложенного в «Конституциях» 1723 года, были откровенно неубедительны. При этом становится ясно, что создание исключительно мужского клуба планировалось с самого начала. Со стороны же все это казалось несколько странным. Именно поэтому сатирики любили тему женского масонства. Одна из первых миниатюр на эту тему была опубликована в 1724 году: она пародировала текст «Конституций», отсылая к никогда не существовавшему Сестринскому союзу вольных портних. Были распространены намеки на мужеложство в ложах.

До встречи в «Гусе и решетке» в 1717 году никто бы не поставил на то, что масонство достигнет больших масштабов. Однако именно с этого времени начался его расцвет. На выборах Великого мастера в 1721 году присутствовали представители двенадцати (!) лондонских лож. В 1725 году их было уже около шестидесяти — и это только тех, что признавали главенство Великой ложи. Пошел процесс, который было уже не остановить. В тот же год своя Великая ложа появилась в Ирландии, а в 1736-м — в Шотландии. Уже к 1738 году Великая ложа Лондона включала представителей ста шести столичных лож и сорока семи со всей страны — от Нориджа в Норфолке до Сестер на границе с Уэльсом, от Плимута на юго-западе до Ньюкасла на северо-востоке.