Секс-защитник по соседству - Любовь Попова

— О, да-а! Все, Лика, все глотай!

Не успеваю опомниться и прийти в себя, как оказываюсь совершенно обнаженной в душе. Тело омывает мыльная мочалка. Я приоткрываю глаза и вдыхаю запах мужского геля для душа.

Илий с серьезным видом обтирает мою грудь, очень тщательно моет соски.

— Думаешь это самый загрязненный участок моего тела? — смеюсь с него и пытаюсь убрать руку, но он разворачивает меня спиной к себе и заставляет упереться руками об стену.

— Нет, я нацелен гораздо ниже, — басит он в ухо, пока я глотаю прохладную воду, стекающую по нашим телам.

Каждое его касание как нож по нервным клеткам. Режет по живому. Скрадывает желание думать и что-то решать. Пусть он сам, раз взял на себя такую ответственность. Пусть он сам, раз принял плату за безопасность моим телом.

Раздвигаю ноги шире, когда он мягко касается промежности мочалкой, водит вперед-назад, увлажняет и без того мокрые складки.

Его дыхание сзади обжигает и даже прохлада воды не помогает не ощущать этот жар. Он во всем теле. В сердце. Плавит мозг.

— Ты была очень хорошей девочкой, хочешь получить награду?

Вместо ответа я смогла только шумно и протяжно выдохнуть. Только на это оставались силы.

Сердце отбивает нестройный ритм, бьется птицей о грудную клетку. Мне хочется смеяться и плакать одновременно, внизу живота все сильнее стягивается узел.

Тем более что Илии уже отбросил мочалку и елозит по складкам пальцами.

Другой рукой поглаживает ягодицы, мнет, сильно сжимает. Пока вдруг не находит большим пальцем дырочку ануса.

— Илий… — испуганно выдыхаю, тело тут же холодеет. Я не готова.

— Помнишь, что ты сделала в ту ночь…

— Да.

— Зачем?

— Там у мужчин эрогенная зона, я испугалась собственных чувств. Я хотела, чтобы все поскорее закончилось.

— И сейчас хочешь?

— Сейчас нет.

Он разворачивает меня к себе, заставляет буквально запрыгнуть на него. Обхватить руками, ногами и прижаться всем телом. Расплющить соски об стальную, мускулистую грудь с плоскими кружками сосков и темнеющим пятном татуировки на плече.

— Это радует, потому что заканчивать быстро я не намерен.

Приятные слова жгут слезные протоки, и я прикрываю глаза отдаваясь во власть его настойчивого, влажного поцелуя. Ощущаю, как член без нежности упирается головкой меж губок половых и медленно, так медленно проникает. Внутрь. Глубоко. Растягивает.

И я меня тут же выносит. Мозг больше не функционирует, остаются только инстинкты и жажда. Настоящий, всевозрастающий голод, чтобы это не заканчивалось никогда. Чтобы ощущение его стальной плоти внутри, навсегда отпечаталось в памяти. Чтобы губы вечно жгло от его поцелуя.

Илий. Такой крупный, порой пугающий. Каждая женщина рядом с ним будет чувствовать не только защиту, но получит возможность быть хрупкой и ранимой. Он как тот стеклянный купол для цветка из сказки про красавицу и чудовище.

Окружает со всех сторон. Не дает даже вздохнуть полной грудью без разрешения. Держит на весу. Мнет задницу.

Спиной приятная сладость прохлады, впереди обжигающий огонь похоти.

И от контраста хочется выть, но язык Илия плотно держит оборону. Не дает произнести и слова, только терпеть его сладкую, мучительную для тела и души пытку.

Он ровно в том же темпе елозит в моем рту, как проникает членом в лоно.

Сначала медленно, не спеша. Ему некуда торопиться, он в полной мере наслаждается каждым миллиметром нашего соития, а вскоре просто начинает набирать темп.

Глубоко проникает сквозь пульсирующую плоть, буквально достает до самой матки, и выходит обратно.

Снова глубоко, так глубоко, что кажется сердце от вязкой боли остановится и снова назад.

Язык его замирает, губы отпускают мои и зубы впиваются в влажную кожу шеи, а затем руки хватают меня сильнее.

Впиваются в кожу клешнями, чтобы член тяжелым ударами молота о наковальню начал долбить мое влагалище.

Жестко. Безжалостно.

Вынуждая только подчиняться садистскому ритму и вскрикивать на каждый удар головки об матку.

Он так глубоко.

Тело просто расплавленным металл в его руках. ОН делает с ним все, что хочет. Имеет право. Я сама вручила его ему.

Кусает шею и тут же зализывает саднящее место.

Трахает остервенело и тут же снижает ритм, чтобы прочувствовать каждую шероховатость стенок влагалища. Еще раз убедиться и убедить меня, что моя резьба идеально подходит к его болту, что к моей замочной скважине подходит только его ключ, что только он умудрился раз меня коснувшись, возбудить желания. О них раньше я только читала. И мечтала. И надеялась.

Сквозь шум крови в мозгу, ощущаю, как член внутри разбухает сильнее, становится почти каменным.

Слышу на ухо: «Покажи, как ты кончаешь, вишенка, я соскучился», и проваливаюсь в туннель экстаза.

Лечу по нему с криком, пока Илий на нереальной скорости дятлом выдалбливает во мне дырку. Разбиваюсь о твердую поверхность оргазма с визгом. Обрушиваюсь на грудь Илия и замираю со счастливой улыбкой на искусанных в кровь губах, чувствуя, как меня уже второй раз за день заполняет обжигающая, густая влага.

— А теперь, Вишенка, — после душа говорит мне Илий, и я застываю перед ним с полотенцем в волосах. Что? — Рассказывай все.

— Что все? — строить дурочку или довериться?

— В первую очередь, зачем украла коды доступа к сейфам отца? Специально дразнишь Беляева?

*** Анжелика ***

Нашел, о чем поговорить.

Непроизвольно чувствую, как надуваю пухлые губы, стараюсь сделать их ниточкой, сжать, но эти вечные батоны… Дрожат, когда я обиженна...

Илий долго пытается скрыть смех, а потом забывается и начинает хохотать в открытую. Да еще и дразнит, надувая свои губы.

Ну что за невозможный человек.

Отворачиваюсь, хочу уйти, но тут же чувствую, как меня берут в плен его горячие руки.

— Ну, ну, вишенка. Ты такая сильная, а дуешься из-за маленького вопроса.

— Просто… — всхлип. – Просто все было так круто, меня так штормило. И я думала…

— Думала, — отбирает он мое полотенце, буквально вырывает из-за сжатых в кулаки рук.

— Думала, что будет продолжение, а ты заговорил…

— Действительной, что это я. Надо трахаться, а не болтать. Обычно это бабы после секса хотят отношения выяснить, но ты же не баба…

— Что?! – разворачиваюсь в его руках, замахиваюсь, но рука тут же оказывается в его цепких пальчиках, а губы на том самом зажатом кулачке.