В поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы - Вадим Россман

Если мы учтем все эти релевантные показатели, то уровень централизации в России действительно кажется практически беспрецедентным в общемировом масштабе.

Понимание этой уникальности, выраженной в том числе и в сравнительных цифрах, – наряду с множеством гораздо более субьективных и культурно-исторических факторов – во многом делают понятным популярность, вездесущность и необходимость дебатов о переносе столицы в современной России.

В политической истории России переносы столиц случались неоднократно. Российская столица перемещалась из Новгорода (862–882) в Киев, из Киева (882-1243) во Владимир (1243–1389), оттуда в Москву (1389–1712), затем в Санкт-Петербург и обратно в Москву[22]. Более щепетильные и стремящиеся к точности историки добавляют к этому списку Старую Ладогу, Ростов и Ярославль – краткосрочные, временные и во многом условные столицы.

Идея переносов столиц имеет также глубокие корни в русской интеллектуальной и политической истории. Историк Сергей Соловьев в гегельянском духе видел перемещения столиц России как формы самопознания страны, народа и ее территории[23]. Константин Леонтьев писал о «непоседности», то есть большой мобильности, русских столиц, считая их способами отыскания нового вектора развития и созидания нового культурного типа. Георгий Федотов писал о метафизике трех русских столиц (Киева, Москвы и Петербурга), в каждой из которых он находил особый метафизический принцип [Федотов, 1926].

Богатую родословную и множество интерпретаций получила мифологема Москвы как Третьего Рима, которую приписывают старцу Филофею. Хотя в этой формуле изначально имелась ввиду вся Россия, а не Москва.

Иван Грозный перенес столицу в Александрову Слободу, которая служила ему временной опричной столицей. Однако у него были более амбициозные планы, и он начал строительство долговременной отчужденной столицы в Вологде, где успел возвести крепость с 10 башнями. Вологда, вероятно, казалась ему более удобным местом для контроля над Новгородом. Строительство новой опричной столицы, однако, так и не было завершено [Скрынников, 1981].

Наибольший резонанс и значение в русской истории имел перенос столицы из Москвы в Петербург, осуществленный Петром Великим. Возведение Санкт-Петербурга на периферии империи пространственно-символически вдвинуло Россию на арену европейской политики и вывело российский урбанизм на мировые орбиты. Этот опыт приобрел мировое значение и впоследствии стал примером для подражания, по крайней мере, для некоторых других государств. Петербургский проект дал российской культуре и государственности новое измерение и новый импульс развития. Культура Петербурга стала символом дневной России, символом западничества и просвещения. Москва осталась символом ночной России, православия и славянофильства. Однако интерпретация и оценки этого проекта Петра остаются и сегодня далекими от однозначности. На строительство нового города было согнано огромное количество людей из близлежащих русских губерний, многие из которых погибли во время возведения столицы Российской империи. Старообрядцы считали новую столицу апокалиптическим городом, связанным со смертью и несущей проклятие стране. Вся амбивалентность этих оценок вмещается в емкую характеристику, данную Николаем Карамзиным, назвавшим перенос столицы в Санкт-Петербург «блестящей ошибкой» Петра[24].

Политический вектор российской политики, особенно со второй половины XVIII века, был устремлен на юг, к теплоте и нежности южных морей. В связи с этим рассматривались различные сценарии создания новой южной столицы (Киев, Новороссийск, Екатеринослав), которая должна была расположиться ближе к театрам боевых действий, но ни один из них так и не был осуществлен. Частые неудачи на южном направлении (походы Петра, который когда-то рассматривал Таганрог в качестве возможной новой столицы, Индийский поход Павла и Крымская война, а также другие турецкие кампании) сублимировали черноморский драйв в движении на восток и на запад. Движение на запад ознаменовалось основанием Санкт-Петербурга, движение на восток – перенесением южно-черноморской топонимики на сибирские пространства [Ремнев, 2004]. Далекоидущие замыслы новой южной столицы в Константинополе также вынашивала Екатерина Великая. К идее южной столицы императрицу подталкивал в том числе и ее многолетний корреспондент Вольтер, предлагая на эту роль кандидатуру не только Константинополя, но и Азова. Но все эти планы в конце концов так и не получили реального воплощения[25].