Нерушимый 4 - Денис Ратманов

слышен особенно четко. Казалось, слух улавливает, как шелестят, опускаясь, снежинки.

Левашов и Гусак откланялись и отправились на автобус, они жили в пятнадцати минутах езды от стадиона.

От Колеса поступило предсказуемое предложение:

— А пойдем по бабам! А, Саныч? Ты ж теперь тоже, как я, советский одинокий мужчина, то есть сом.

— По бабам можно, если без чрезмерного усердия. Главное, чтобы не бухали. Ни капли. И выспались. Бабы бабами, а тренировки по расписанию! — ослабил поводок Димидко.

— Врежем по коктейлю! — радостно оскалился Погосян, поймал укоризненный взгляд тренера и уточнил: — По молочному! Тут есть одно кафе для спортсменов, какие там телочки!

Он мечтательно закатил глаза, и Микроб сыронизировал в свойственной ему манере:

— Мика, ты, когда заматереешь, превратишься в Колесо.

— Че это? — не понял Мика. — У меня в роду жирных нет.

Зато понял Колесо:

— Был просто Поласкун. Станешь Верховным Поласкуном вместо меня. — Кореец приобнял его. — Пойдешь с нами по бабам?

— Я больше по девушкам. — Погосян отодвинулся от него. — Бабы для меня староваты. Это ты по всяким сожихам… — Он еще отодвинулся и добавил: — Сом!

Колесо швырнул в него шапкой. Не докинул. Скатал снежок и припечатал к черной куртке Погосяна.

— Матвеич, а ты пойдешь? — не унимался Колесо.

— Я старый. Устаю быстро. Мне лень.

— Ну а ты, Хотеев? — Колесо обнял теперь Микроба, тот убрал его руку.

— Нет.

— Че-то фамилия у тебя ни фига не говорящая, — вздохнул Колесо.

— У него, может, девушка появилась, — вступился за приятеля Клыков.

Надо отдать должное его силе воли, он держался и в телефон больше не тупил.

Погосян аж замер от удивления.

— Ого! А почему я не знаю про девушку?

— Потому что Поласкун, — улыбнулся Клык.

Мика пристал к Микробу.

— Какая она? Сиськи, там, о-го? — Он изобразил два арбуза напротив груди. — Нет? Жопа? Тоже нет?

— Отвали, — отмахнулся Микроб, который наличие девушки не отрицал.

— Неужели крокодил? Стыдная, с прыщами, и ногами, как у пианино? Потому ты ее и скрываешь?

Микроб улыбнулся так, что стало ясно: Погосян ошибается, у него там миниатюрная гимнасточка.

— А подруги у нее есть? — не сбавлял натиск Погосян. — Или… — Он посмотрел на меня таким бархатным взором, что захотелось подвинуться. — Давай пойдем в кафе, а ты пригласишь Дарину, а?

Мечтательно улыбаясь, Микроб прочитал сообщение и сказал:

— Лера сейчас в том самом спортивном кафе. С подругой. Обе не против, если мы к ним присоединимся.

— А, ясно. Ты ее здесь и подцепил, да? В спорткомплексе… А пойдем к ним?

Клыков остолбенел, щеки его вспыхнули.

— Я домой.

— Вали, — махнул рукой Погосян. — На тебя все равно не хватит. Саня, так позовешь Дарину? Уж очень она на душу легла.

Мы втроем остановились, сказали Санычу, что идем в спорт-бар, и Димидко напомнил:

— Не забудьте глянуть, кого выбрали президентом футбольного союза. Вроде ожидается от него сенсационное заявление.

Мне не очень-то верилось в информативность заявления: до того два раза отчитывались, что ведутся переговоры с Западом об участии СССР в еврокубках, и скорее да, чем нет. Договорятся политики — поедем, нет… Жаль, конечно, но когда-нибудь это все равно случится.

Погосян опять пристал:

— Саня, так как насчет Дарины?

Я усмехнулся.

— Во-первых, Дарина — хорошая девочка, а не какая-то там…

Он скривился так искренне, что я чуть не поверил, что обидел его.

— Вай, ну что ты сразу так! Может, я вообще женюсь, а?

— Хе! — выдохнул Микроб. — Спасибо за лапшу, дома сварю.

— Не, ну правда, — канючил Погосян, не давая ничего сказать, — ну позови ее, а дальше мы сами разберемся.

— Во-вторых, — сказал я назидательным тоном, — она профессиональный боец, и если у вас случится роман, а ты ей изменишь, она тебе башку свернет, как цыпленку. Ну а если пожалеет и в живых оставит, тобой заинтересуется генерал Вавилов.

— Да пофиг! Я не буду ее обижать. Ну напиши ей!

— Ладно. Но я тебя предупредил.

Я достал телефон, нашел ее и написал:

«Дарина, спасибо тебе огромное за поддержку нашей команды! Мы с парнями идем в спорт-бар…»

— Как бар называется? — спросил я у Микроба.

— «Чемпион».

«…„Чемпион“ отметить победу»,

— Продолжил я писать.

«Приходи. Будем тебе рады».

— Сделано, — отчитался я. — Но я тебя предупреждал!

Погосян аж затанцевал от счастья.

— Спасибо, брат!

Бар находился недалеко от спорткомплекса и больше напоминал качалку: затемненные стекла, красные буквы названия и огромный рекламный баннер: красавец-спортсмен в белой майке с серпом и молотом и комсомолка в короткой синей юбке.

Подумалось о том, что в этом Союзе молодежь не грузят организациями, никто никуда никого не тащит на буксире, просто сделали систему поощрений, ограничили количество мест, и дети поняли: в системе быть выгодно, как и выгодно быть хорошими, тут тебе и подарки на Новый год, и бесплатные билеты в кино, и экскурсии в другие города, и лагерь у моря. Не вступил в комсомол — не поступил в университет, лишился перспективы. В итоге за право стать частью системы разворачивалась конкурентная борьба.

Может, оно и нехорошо — заменять идеологию выгодой, но невозможно победить внутренних демонов. Они все равно вылезут в виде доносов, клеветы, лизоблюдства. А если не можешь победить — надо возглавить. Как показала история, ничем не подкрепленная вера — в Бога ли, в светлое будущее — если и работает, то недолго. Человек будет притворяться, но делать черные дела. В этом обществе тоже притворялись, но — чтобы получить бонусы, потому что жизнь вне системы трудна и опасна. Зато получили путевку в жизнь честные ответственные люди, которым в прежней реальности было ой как тяжело.

До входа оставалось метров десять, когда у Погосяна зазвонил телефон. Он чуть отошел и заговорил по-армянски — сперва громко и радостно. Потом тише и тише. В конце концов перешел на шепот. Замер, глядя на телефон так, словно он только что издох в его руках. И сочно витиевато выругался по-русски.

— Что-то случилось? — насторожился Микроб.

Погосян сопел и молчал, думая, рассказывать или нет. Микроб начал притопывать и поглядывать на дверь, очень уж ему к девушке своей хотелось. Наконец не выдержал:

— Да не нагнетай интригу!

От волнения у Мики прорезался кавказский акцент:

— Отэц приехал в Москву.

— Что за отэц? Твой, что ли? — выпытывал Микроб, нервничая все больше. — Ну приехал, и что?

— То, что он думает… думал, что я в Москве. Играю в «Динамо». Я ему не говорил, что нас выгнали. Он дал одобрение только на «Динамо», а теперь…

— А он новости не читал, не отслеживал? —