История пиратства. От викингов до наших дней - Питер Лер

работниками обращались как со скотом или даже хуже, их жизнь полностью зависела от милости господина и его деспотичного толкования правосудия; поэтому мужчин (а иногда и женщин) не мог не мучить вопрос: неужели нет ничего лучше этой доли? Зачем тянуть лямку за один фунт в год, если добыча пирата может составить сногсшибательную сумму — от 1500 до 4000 фунтов?{135} По законам того времени можно было отправиться на виселицу за кражу одного фунта. Так почему бы не украсть сразу целое состояние?{136} Английские — равно как нидерландские, французские, фламандские и немецкие — крестьяне обычно были наслышаны о несметных сокровищах, для обладания которыми требовалось всего лишь немного смелости и удачи. Они узнавали об этом от бродячих рассказчиков, а начиная с XVI века — из памфлетов и баллад: те, кто умел читать, покупали их у коробейников. Эти приукрашенные истории повествовали о сказочных богатствах, захваченных храбрыми сорвиголовами на испанских, португальских и индийских кораблях сокровищ — кораблях, груженных сундуками, полными золота и серебра, и мешками, набитыми алмазами, рубинами, изумрудами и жемчугами{137}. А жители побережья могли даже слушать и самих мореходов. Так зачем же изнурять себя тяжелым трудом за сущие гроши, если где-то за горизонтом при некоторой отваге и попутном ветре можно завоевать сказочные богатства?

На другом конце света жизнь безземельных крестьян во времена империи Цин (1644–1911) также изобилует безрадостными примерами. Таких крестьян, работавших на землях могущественных феодалов, постоянно преследовали призраки безработицы, мизерной оплаты труда, растущей стоимости жизни и, вследствие стремительного роста населения, жесткая конкуренция за рабочие места, а в результате — падение уровня доходов{138}. Учитывая ежедневную борьбу за выживание, неудивительно, что постоянно возникал соблазн заняться преступной деятельностью, а для жителей прибрежных районов это подразумевало пиратский промысел — либо «по совместительству», до и после сезона рыбной ловли, либо на постоянной основе. Пиратство давало надежду раз и навсегда избавиться от бедности. Богатые купцы, с важным видом разгуливающие по пристани, дорогие товары, которые то загружают на корабли, то сгружают с них — подобное зрелище не могло не наводить на мысль, что есть масса возможностей завладеть чужим имуществом. Жизнь китайской королевы пиратов Чжэн И-сао[20] (1775–1844) — пример восхождения из грязи в князи, о котором мечтали многие из этих работающих бедняков. Бывшая проститутка из Гуанчжоу в 1801 году вышла замуж за пиратского вожака Чжэн И (1765–1807) и создала вместе с ним мощную конфедерацию из 40 000–60 000 пиратов, плававших на 400 джонках{139}. Ее современник, пиратский барон У Ши Эр (1765–1810), до того как присоединиться к банде пиратов, был мелким воришкой. Когда в 1810 году его наконец схватили, он командовал флотом из более чем ста кораблей{140}.

История Чжэн И-сао показывает, что иногда на путь пиратства человек вставал в силу стечения обстоятельств, а не из-за алчности или недовольства судьбой. Еще один такой пример — жизнь Энн Бонни (1698–1782). Энн Кормак родилась в 1698 году в ирландском графстве Корк; затем ее семья переехала на Карибы, где Энн вышла замуж за некоего Джеймса Бонни, моряка, время от времени промышлявшего пиратством, хотя и без особого успеха; его описывают как «молодого парня, который принадлежал морю и гроша не имел за душой; это настолько выводило отца [Энн] из себя, что он выставил ее за дверь»{141}. Однако этот весьма несчастливый брак оказал решающее влияние на будущую жизнь Энн. Супруги перебрались в порт Нассау на Багамах, где Энн встретила куда более успешного пирата — капитана Джона Рэкхема (1682–1720), известного также как Калико Джек. Рэкхем попал под амнистию, пожалованную всем пиратам королем Георгом I, и они вместе скрылись. Но когда Калико Джек заскучал по прошлой жизни, Энн Бонни отправилась вместе с ним в море и стала пиратом. Ее современница Мэри Рид (ок. 1690–1721) сделала авантюрную карьеру моряка на военном судне и солдата во Фландрии (она всегда носила мужское платье), после чего села на корабль, отплывающий в Вест-Индию, где ей вздумалось попытать счастья. Когда судно, на котором плыла Рид, захватили английские пираты, она без колебаний присоединилась к ним. Волею случая в конце концов Мэри оказалась на одном корабле с Энн Бонни и Калико Джеком{142}.

Цепь совпадений сыграла роль и в судьбе Мартина Винтергерста — пекаря из Южной Германии. Человек явно неугомонный, Винтергерст в 1689 году оказался в Венеции, куда явился как бродячий ремесленник. Хотя он сразу же нашел работу в пекарне, принадлежавшей одному немцу, занятие это ему не нравилось, и он пристроился в таверну другого немца из Нюрнберга, где вскоре начал бегло разговаривать на итальянском. Так случилось, что здесь на него обратил внимание нидерландский капер и убедил Винтергерста стать переводчиком на его судне с 46 орудиями и 180 людьми. Так началась яркая карьера Винтергерста-моряка на каперских, пиратских, военных и торговых кораблях — длилась она не менее двадцати лет, за которые он исплавал под разными флагами вдоль и поперек все Средиземное море, совершая вылазки в Северное море, после чего наконец добрался на кораблях Голландской Ост-Индской компании до Южно-Китайского моря. Каким-то образом, вопреки всем ожиданиям, если брать в расчет все опасности его жизни, он вернулся в родной город, где провел свои последние годы за сочинением мемуаров (Винтергерст был одним из немногих простолюдинов, оставивших воспоминания, ведь обычно их писали сильные мира сего — либо сами, либо кто-то от их лица){143}.

Пример испанского корсара Алонсо де Контрераса (1582–1641) — еще одна иллюстрация удивительных совпадений на пиратской стезе. Если бы Алонсо следовал совету матери, то стал бы серебряных дел мастером в Мадриде. Но нет, в ответ на оскорбление от своего ровесника мальчик нанес ему смертельный удар ножом и, скрывшись от правосудия, в нежном возрасте четырнадцати или пятнадцати лет вступил в испанскую пехоту, а немногим позднее оказался в Палермо в качестве пажа при капитане каталонской пехоты. Когда его отряд участвовал в десантной операции, на борту флагманского судна сицилийской эскадры Контрерас узнал, что такое морской бой: «Здесь я впервые услышал, как пушечные ядра со свистом проносятся мимо моих ушей, когда я стоял перед моим капитаном, держа щит и его золоченое копье»{144}. На следующий год он участвовал уже как солдат в двух плаваниях вдоль берегов Леванта на борту галеры рыцарей-госпитальеров, где осваивал искусство навигации, наблюдая за работой штурманов и задавая им бесчисленное множество вопросов{145}. Постепенно Контрерас стал профессиональным моряком, пройдя путь от солдата до одного из самых успешных корсаров своего времени.

Похожая история бегства от проблем на родине в нежном возрасте привела в профессию мореплавателя и французского буканьера[21] Луи Ле Голифа (ок. 1640-?). Известный как Borgnefesse,