Кукловод и концепция Истинных - Мария Соломина

Мы сами не заметили, как дошли до особняка Потапчуков. Ни в одном окне не горел свет – это настораживало. Я постучала в дверь, потом еще постучала, и еще… Дверь открыла экономка в спальном колпаке.

- А! Госпожа Медведева! – узнала она меня. – А господа укатили в свою летнюю усадьбу. Часа три уж, как укатили.

И захлопнула дверь перед моим носом. За…мечательно!

Мне оставался один путь – напрямик через поля.

Баронет проводил меня до черты города, потом подумал, и рванул со мной дальше.

- Прогуляюсь перед сном. – заявил он.

Но я поняла, что домой ему не очень-то хотелось. Назад в город Вольфган повернул лишь когда вывел меня на лесную дорогу, ведущую напрямую к усадьбе Потапчуков.

В избушке не было ни души…

Куда подевались медведи – для меня так и осталось загадкой, разгадывать которую совсем не осталось сил.

Я на автопилоте сходила к умывальнику, затем навестила светлячков, и рухнула без сил на постель в своей коморке. Впервые за последние ночи я провалилась в спокойный, тихий, безмятежный сон.

Чтобы посреди ночи проснуться от тревожного давящего ощущения…

У моей постели, скрестив руки на груди, стояли три неимоверно рассерженных медведя.

- Паршивка! – первой напряженного молчания не вынесла Сташа. – Да я ей сейчас голову оторву!

- Сташа! – Тадеуш ловко сгреб супругу в кольцо крепких лап.

- Вот где она шлялась, а? Мы с ног сбились, весь город оббегали! Упрашивали герцога не наказывать строго!

К кому конкретно герцог собирался применять строгое наказание, не уточнялась. Скорее всего, достаться могло и моим попечителям. Ой, как неудобно получилось-то…

- Мы кое-как добились у герцога отмены наказания и твоего освобождения, приехали в тюрьму, а ее там уже нет! – не унималась Сташа. – За нее уже внес залог какой-то «Инкогнито в Черном»! Ты с кем успела снюхаться?

- Это был ваш сосед Вольфган Вольт. – мне впервые удалось вставить фразу в свое оправдание в словесный поток разъяренной медведицы.

- А ты знаешь, что его жена якшается с рыжемордыми?

- Мам! – вмешался в разговор Мишаня. – Но баронет вроде нормальный двуликий…

- Он подкаблучник! – отрезала Сташа. – Это еще хуже, чем дружба с рыжемордыми!

- Всё-всё, успокойся. – прервал супругу Тадеуш. – Спать давно пора. Пойдем уж. Видишь, Мария жива, здорова, с ней все в порядке…

С этими словами чета Потапчуков покинула мою каморку.

- Ты это, на мать не серчай… - Мишаня задержался на пороге. – Она не со зла.

Я кивнула в ответ.

- Когда ты успела познакомиться с Вольтом? – Мишаня стал серьезным.

- Повстречались в лесу. – ответила я как ни в чем не бывала. – Он делает классные фигурки из бронзы, а я пообещала ему помочь с продажами.

- Понятно… Значит поэтому ты полезла на трибуны? А я еще не мог допереть, откуда у тебя эти побрякушки.

- Между прочим, - заметила я с укоризной. – очень красивые и оригинальные авторские изделия!

– Ты знаешь, что Снофолки пытаются перехватить у нас контракт на поставки для дворца?

- Нет. Я этих рыжих вчера впервые у Вольфгана на ужине увидела. И о контрактах там разговоров не было.

- Значит, ты у них еще и ужинала? – вопрос был скорее риторическим. – Баронет, в принципе, не плохой, честный малый. Но вот его окружение… Тебе лучше держаться от них подальше. И это не только из-за нашего дела. Я о тебе беспокоюсь.

- Понятно. – я тяжко вздохнула. – Мне самой они не понравились. Такие сожрут – не дорого возьмут.

- То-то же! Ладно, спи давай, а то скоро уж светать начнет.

С этими словами Мишаня отправился к себе в мансарду, оставив меня наедине со своими мыслями. За стеной тихо шептались Потапчуки, все еще не могли уснуть. Я откинулась на подушку и провалилась в сон.

Проснулась я от непонятного тарахтения и поняла, что за окном уже светло, а госпожа Потапчук, вместо того, чтобы будить меня и готовить завтрак, преспокойно выводит рулады за стенкой. Проспала.

Поэтому завтраком я решила заняться сама. Растапливать русскую печь я умела, дрова нашла в дальнем углу двора, поставила опару, замочила сушеные грибы и села перебирать гречу.

Когда на столе уже стоял большой горшок с ароматной гречей, а в печи доспевал сладкий пирог, в столовой появились хмурые, не выспавшиеся Потапчуки. Сташа окинула тяжелым взглядом свои владения и удовлетворенно вздохнула.

Завтракали молча. Медведи ели пирог и запивали крепким травяным взваром, постепенно просыпаясь.

Сразу же после завтрака Мишаня с главой семейства укатили в город. Дела. А Сташа выдала мне кучу работы по дому.

Только после обеда у меня появилось свободное время, и хозяйка отпустила меня в лес собирать землянику, полянки которой я заметила, когда относила гостинцы госпоже Топтыгиной.

Прогретый на солнце лес встретил меня трелями птиц, запахом смолы и цветущей душицы (надо будет нарвать пучок для чая). Спелые сочные ягоды крупной лесной земляники так и скатывались с длинных стеблей в туесок, словно ароматные бусины, блестящие на солнце темными семечками.

В сосновом бору мне попалась полянка молодых маслят, чистых, со светло-коричневыми скользкими шляпками. Грибы отправились в лукошко к паре подосиновиков, которые я нашла часом ранее.

Можно было уже направляться домой, но я немного задержалась у прозрачного родника. Села на прогретый на солнце камень, закрыла глаза и предалась мечтам… У меня никогда не было солнечного деревенского детства, моя мать никогда не отправляла меня в летний лагерь, где можно было бы гулять в лесу или убегать купаться на речку. Сколько себя помню – я всегда была моделью. И даже выезжая летом на море, снималась то в рекламе мороженого, то в рекламе солнцезащитного крема с повышенной степенью защиты…

Сейчас я могла сидеть на камне и ни о чем не думать, не беспокоиться, никуда не спешить. А потом, подхватив лукошко и туесок с ягодой, не спеша пойти по тропинке в сторону избушки, где вместе со Сташей буду варить земляничное варенье.

От размышлений меня отвлек громкий шорох в зарослях калины. Затем послышалось частое дыхание и какие-то влажные не то причмокивания, не то вылизывания…

Сейчас у ручья я точно была лишней. Надо драпать!

Кусты зашевелились сильнее, под чьей-то ногой хрустнула сухая ветка. Из кустов показалась огромная башка светло-коричневого дога. На меня уставились умные глаза темно-вишневого цвета, из открытой пасти алой тряпочкой свисал язык, с которого обильно капала слюна. Псу было жарко, и скорее всего, его мучала жажда.