Удар по России. Геополитика и предчувствие войны - Валерий Коровин

На фоне просчётов, провалов и пустых деклараций к числу некоторых внешнеполитических успехов, пусть и несколько авангардных и даже слегка хулиганских, можно отнести то, что в российском МИДе появилась новая должность – Уполномоченный по правам человека, демократии и верховенства права. Отныне Россия будет следить за демократическими процессами в других странах. По крайней мере так заявляется. А что? Наше государство – не самое маленькое на планете, а значит, полноправно стремясь к постулированию своих взглядов и приоритетов, действительно должно контролировать соблюдение демократических прав и свобод на Западе, хотя многие и считают, что мы, дескать, не имеем права вмешиваться во внутренние дела других стран. Однако всё здесь зависит от теоретического подхода к проблеме – какая модель взята, такие и последствия. Если мы стремимся скопировать с Запада либеральную модель, то действительно не имеем, но если же мы реалисты – тогда позвольте, на сколько хватит возможностей, настолько и будем вмешиваться. И всё же назначение Уполномоченного по правам человека и демократии – действие, лежащее скорее в области постпозитивизма, и есть не что иное, как попытка сформировать реальность под себя. Пусть неуклюжая, пусть ничем не подкреплённая, но это всё же жест, сопоставимый с захватом аэропорта косовской Приштины батальоном Юнус-Бека Евкурова в 1999 году.

Введение МИДом должности Уполномоченного по вопросам прав человека, демократии и верховенства права – шаг очень своевременный и гармонично вписывающийся в ту концепцию, которую провозгласил президент США Барак Обама и которая направлена на достижение некоего политического плюрализма на международной арене. Провозгласил – получай. Это хороший задел, который надо развивать: вслед за МИДом и другие государственные и негосударственные структуры и учреждения должны ввести подобные должности для того, чтобы помочь разобраться с понятиями «права человека» и «демократия». Ведь понятия эти требуют широкого обсуждения, и в формировании их определений нужен многосторонний диалог. Постпозитивизм – это дипломатия в сторону широких сред, вот к ним и обратимся.

Возьмём, к примеру, понятие «демократия». В представлении французского философа и традиционалиста Алена де Бенуа существует как минимум три разновидности демократии: демократия свободы, демократия равенства и демократия братства. Одно дело – демократия свободы, это, собственно, либеральная демократия, та модель, которую Запад навязывает всему остальному миру, частично восприняв её сам (это касается в первую очередь Европы, в США даже с этим типом демократии большие проблемы). Другое дело – демократия равенства, это своего рода «народная демократия», та, что существовала в СССР, что реализовалась в Германской Демократической Республике, КНДР и других советских демократических государствах. Это демократия сталинизма, если рассматривать последний как модель социального устройства в отрыве от издержек исторического контекста. И уж совсем иная история – демократия братства, являющая собой органическую демократию традиционных общин, этносов или даже искусственных общин (лежащих в основании фашистской идеологии в частности). Однако Запад высокомерно отвергает все иные демократии, волюнтаристски утверждая право на существование только одной – либеральной «демократии свободы». А это крайне недемократично, и с этим должно разобраться российскому уполномоченному по вопросам демократии, растолковав тоталитарной американской системе, что нужно проявлять больше плюрализма и терпимости в отношении демократий и трактовать права человека не через узкую щель либерал-демократии, а рассматривать это явление во всей полноте демократического «ассортимента».

Занимаясь выявлениями недостатков в правах человека у других государств, американцы не замечают бревна в своём глазу и зачастую упускают проблемы с правами человека, которых очень много на территории самих США. И здесь Россия вполне может помочь американцам скорректировать представления и о понятии демократии, и о понятии «права человека», и в конце концов российскими усилиями, возможно, и другие государства подключатся к этому процессу – и мы совместно сможем разобраться с правами человека на территории самих США. А там недовольных, что показали многочисленные акции Occupy Wall Street, очень много. По утверждению самих участников этих акций, не меньше 99 %[25]. А это значит, что оставшийся 1 % американских элит угнетает большинство, что крайне недемократично.

Какие же функции должен выполнять Уполномоченный по правам человека, чтобы соответствовать постпозитивистскому подходу формирования настроения широких сред? Во-первых, надо действительно мониторить состояние с правами человека. Россия обязана это делать хотя бы потому, что это понятие, как и понятие демократии, – результат некоего эволюционного, социального развития множества обществ, которые существуют на Земле. Сегодня же основным критерием понятия «права человека и демократия» является исключительно американское представление об этих явлениях. То есть они монополизировали эти два определения, выключив из дискуссии о том, что является демократией, а что нет, все остальные цивилизации. На данный момент в мире существует множество типов цивилизаций, реально, по факту. Несмотря на то что американцы открыто декларируют наступление однополярного мира и утверждают как данность свою гегемонию, де-факто существует огромное количество государств и народов, которые представляют эти понятия совершенно иначе. И здесь Россия выступает инициатором того, чтобы начать всё-таки многосторонний диалог с мировым сообществом на тему определения терминов. И в первую очередь с США, чтобы скорректировать те представления, которые навязывают американцы в отношении этих двух определений. Это совершенно авангардный, оригинальный и прорывной шаг со стороны МИДа. Может быть, не такой ожидаемый, потому что МИД является консервативной структурой, но тем не менее абсолютно передовой, заслуживающий того, чтобы его всецело поддержать как на уровне общественного мнения, общественных неправительственных организаций и других государственных структур, так и на уровне мирового сообщества несогласных с американской дефиниционной узурпацией «демократии» и «прав человека».

России это нужно для того, чтобы включиться в процесс формирования мировой повестки дня со своих мировоззренческих и понятийных позиций, чтобы на равных с американцами влиять на процессы, происходящие в мире. Сегодня существует лишь один центр формирования определений и понятий, с которым вынуждены, по праву сильного, считаться все остальные. Если Россия хочет всё-таки выступать каким-никаким субъектом, хотя бы региональным, она должна включиться в формирование определений, из которых исходит мировое сообщество при решении и оценке тех или иных проблем и конфликтов, подобных, например, происходящим в арабском мире. Если бы в оценке событий в Ливии учитывались и другие определения демократии, не только американское, то ситуация развернулась бы совершенно иным образом. Ведь Ливийская Джамахирия Муаммара Каддафи была не чем иным, как союзом бедуинских племён, то есть типичной демократией братства. И с правами человека там возникали проблемы только у тех, кто пытался идти против большинства, навязывая заимствованные извне чужеродные либеральные концепты. И именно страны этой самой либеральной демократии, встав на сторону ливийского меньшинства, уничтожили самое демократичное и процветающее государство Северной Африки, «вбомбив» его, по своему обыкновению, «в каменный век».