Русская Италия - Сергей Нечаев

Граф Литта владел несметными богатствами, а законных наследников у него не было. И вот этот человек после смерти жены в 1825 году удочерил Юлию, окружив ее отцовской любовью. Что касается «отцовской любви» миланца, то существует даже версия, что у него был роман с дочерью Екатерины Васильевны Скавронской, ибо многие современники утверждали, что внешнее сходство ее дочери Юлии и Юлия Помпеевича было несомненно.

Когда Юлия в 20-х годах XIX века переехала жить в Италию, граф писал ей нежные письма, в которых рассказывал о себе и о петербургских новостях. Она не раз предлагала ему переехать в Милан, на что тот отвечал, что он не может жить в Италии и только в России чувствует себя способным служить и быть полезным.

В январе 1839 года старый граф умер. На церемонии отпевания присутствовал сам император Николай I, а похоронили его в Царском Селе, рядом с местной католической церковью. Практически все свое состояние он завещал своей любимой Юлии, и та стала обладательницей просто огромных богатств. У нее теперь были дворцы в Италии, во Франции и в России, доставшиеся ей в наследство и от графа Литта, и от графа Скавронского.

В этой связи интересен следующий факт: ныне в собрании Государственного Эрмитажа в Санкт-Петербурге находится знаменитая работа Леонардо да Винчи «Мадонна Литта», некогда принадлежавшая миланским герцогам Висконти, а затем роду Литта. Эта картина была в числе сокровищ, перешедших по наследству к Юлии Самойловой, а потом, в 1865 году, шедевр выкупил для Эрмитажа император Александр II.

Юлии Павловне в это время было уже 35 лет. В 1825 году она вышла замуж за богатого и весьма незаурядного человека — гвардейского офицера графа Николая Александровича Самойлова. Тот был молод, весел и красив, с ним знался сам А. С. Пушкин. К сожалению, Юлия оказалась всего лишь избранницей матери полковника, а не его собственным сердечным выбором. Говорят, что зеленое сукно игорных столов привлекало его гораздо более, чем красота жены… Короче говоря, уже в 1827 году (граф Самойлов к тому времени стал полковником) они расстались «по взаимному соглашению». Детей у них не было; как говорится, и за то спасибо.

К. Д. Крюгер в своей книге «Замечательные женщины XIX столетия» пишет:

«В 30-е годы XIX столетия в обществе, под влиянием идей романтизма, возник новый тип великосветской женщины, свободной, дерзкой, блестящей. Таких дам называли «львицами». Они зачитывались романами Жорж Санд, курили, пренебрегали условностями и нередко имели очень бурную личную жизнь».

Графиня Юлия Павловна Самойлова полностью соответствовала этой характеристике: независимая, образованная, прекрасно разбирающаяся в искусстве, музыке и литературе, она прислушивалась лишь к голосу своего сердца и делала только то, что оно подсказывало ей. Она привыкла обо всем иметь свое собственное мнение и не стеснялась его свободно выражать.

Царственной осанкой, необычным оливковым тоном кожи, звонким голосом и свободной манерой разговора она покоряла многие мужские сердца, и сама при этом увлекалась беспрестанно.

Никто не знает, с какого момента они полюбили друг друга. Одни говорят, что это произошло в Риме, на приеме у княгини Зинаиды Александровны Волконской, другие — что «бесценный друг Бришка» (так графиня многие годы называла Карла Брюллова в своих письмах к нему) уже рисовал в ее присутствии эскизы к картине «Последний день Помпеи». Утверждается даже, что лицо графини Самойловой узнается сразу в нескольких женских образах этой картины: испуганная девушка, молодая мать, укрывающая младенца, погибшая женщина в центре изображения…

Она сама никогда не могла дать точного ответа, но знала, что с самой первой встречи стала будто «приворожена» к нему навсегда.

Как бы то ни было, настал день, когда графиня Юлия Павловна Самойлова уже более не мыслила ни одного дня без своего «милого Бришки». Судя по письмам, это было страстное чувство. Она писала ему:

«Мой дружка Бришка, люблю тебя более, чем изъяснить умею, обнимаю тебя и до гроба буду душевно тебе привержена».

Карл отвечал ей горячей взаимностью. В ней его привлекало все: и красота, и щедрость, и теплая, солнечная доброта, которая исходила вовсе не от ума, а от глубин тонко чувствующего сердца. Они были удивительно похожи душами, сердцами, восприятием мира. Они всегда понимали друг друга с полуслова, не посягали на свободу друг друга, и не было между ними ни секрета, ни тайны, ни пошлой ревности. Они все могли без ложного стеснения рассказать друг другу, могли весело посмеяться над самими собою. Они всегда и все прощали друг другу.

* * *

Однажды графиня Самойлова заказала Карлу Брюллову портрет своих воспитанниц Джованнины и Амацилии Пачини. Так появилась знаменитая «Всадница», грандиозное полотно, создание которого проходило на фоне расцвета их отношений.

Амацилия Пачини была дочерью итальянского композитора Джованни Пачини, умершего в 1867 году друга Юлии Павловны. О Джованнине известно мало. Существует даже версия, что ее настоящее имя было Джованнина-Кармина Бертолотти, и она была дочерью Клементины Перри, сестры второго мужа графини.

Всадница. Художник К. Брюллов

Фактически обе девочки были приемными дочерьми Юлии Павловны Самойловой, которых она очень любила и пыталась то счастливо выдать замуж, то показать мир и свою северную Родину — Россию, к которой графиня была очень привязана. К сожалению, Амацилия Пачини (маленькая девочка в розовом на балконе старинной виллы Кампо — один из персонажей бессмертной «Всадницы» Карла Брюллова), окончившая свои дни в одном из итальянских монастырей, после двух неудачных замужеств и нескольких лет вдовства, не смогла удержаться от того, чтобы не начать судиться с приемной мамой за часть дома, принадлежавшего ей наравне с сестрой Джованниной, не то по праву наследования, не то по договору удочерения (эта весьма запутанная история непонятна до конца и в наши дни). Ее скандальность добавила немало седых волос графине, но до конца своих дней она продолжала навещать Амацилию, писать ей письма и всячески поддерживать.

* * *

Карл Брюллов и Юлия Самойлова так и не стали супругами. При их характерах тихая семейная жизнь все равно была бы невозможна. Любя друг друга, но не давая друг другу никаких обязательств, они шли по жизни каждый своим путем, при этом многие годы оставаясь друг для друга дорогими людьми.

В жизни Карла Брюллова началась черная полоса, которая привела к все учащающимся приступам нервной меланхолии. Этому способствовали тяжелейшие обстоятельства: смерть родителей и брата Павла.

В 1836 году художник был вынужден вернуться в Россию. К этому его подвигло предписание Николая I о возвращении в Петербург для вступления на должность профессора Академии художеств. Карл Брюллов не решился ослушаться — остаться в Италии эмигрантом было бы слишком демонстративным шагом. Тем не менее он ехал в Петербург скрепя сердце, боясь сурового климата и неволи.