Узнай ее взгляд из тысячи - Карен Бут

Кендалл вскрикнула. Он не смог издать ни звука. Словно двадцать рук сжались на горле. Сойер шагнул вперед и почувствовал, как странно продавился ковер под ногой.

– Что за?..

– Они чем-то залили ковер, мы подозреваем, чем-то вроде моющего средства. Я бы на твоем месте здесь не расхаживал.

– Только здесь? Пожалуйста, скажи, что они не добрались до потолка большого бального зала.

– Только здесь. Но и это катастрофа. Реставрационные работы отбросят нас назад на месяцы.

Сойер не думал о том, насколько долго придется все восстанавливать. Разрушение коснулось только бара. Это не просто акт вандализма, это напрямую сообщение от отца. Он потом услышал голос Кендалл, единственной, кто радовал его в этой комнате.

– Все в порядке. Все будет хорошо. Я перенесу интервью на вторую половину дня, чтобы ты смог сделать все, что нужно, утром. Мы скажем Маргарет, что помещение не готово для фотографий.

– Мы ясно выразились, что хотим показать именно этот бар.

– Скажу, что это решение было преждевременным и там еще делают завершающие штрихи. Мы покажем бальный зал. Он достаточно впечатляющий, никто не видел ничего подобного с пятидесятых годов. Это тоже эксклюзив. Так что она получит желаемое.

– Не думаешь ли ты, что это вызовет подозрения?

Она пожала плечами:

– Честно? Понятия не имею. Мы просто сделаем все, что в наших силах и что выглядело бы как можно более непринужденно. У меня есть для тебя ответ на каждый ее вопрос, что бы ни случилось.

– Что ты имеешь в виду?

– Имею в виду, что, если будешь предугадывать каждый вопрос, Маргарет заинтересуется. Важны не столько комнаты, сколько история. Ей нужно понимать, что такого, кроме как у нее, нет ни у кого.

Сойер вовсе не был уверен на этот счет, но должен был довериться Кендалл. У него нет выхода.

Зазвонил телефон Кендалл. Она взглянула на экран, и сердце ушло в пятки. Уэс.

– Прости, Сойер, мне нужно ответить. Слушаю, Уэс. Доброе утро.

Уэс превратит ее жизнь в ад, если она будет открыто конфликтовать с ним, но оставаться любезной с ним неприятно. Он вышла на служебную площадку рядом с баром.

– Почему ассистент Маргарет Шарп звонит мне и жалуется, что ты держишь ее в подвешенном состоянии? Какого черта творится, Кендалл?!

– Понятия не имею, зачем они позвонили тебе. Я говорила с ней лично этим утром. Все под контролем.

Кроме того факта, что все вышло из-под контроля, особенно если Уэс собирается вмешаться.

– Я думал, ты в «Гранд-Легаси». Разве интервью назначено не на это утро?

– Я в «Гранд-Легаси». – Она запнулась. Ее не отпускали навязчивые мысли об угрозах Джеймса Локка, особенно после того, как тот прислал цветы. Был ли вандализм реакцией на отказ помочь ему? Прошло два дня с тех пор, как она получила розы, но не ответила и не упомянула о цветах Сойеру.

– Нам пришлось передвинуть интервью на пару часов из-за утечки химикатов. Нужно убедиться, что в здании безопасно, прежде чем она сюда придет.

Он недовольно процедил:

– Кошмар. Мне нужно сообщить об этом Джилиан, ей следует знать, что все летит в тартарары.

Кендалл стиснула зубы:

– Не беспокой Джилиан. Интервью состоится, и оно пройдет замечательно. Сойер прекрасно справится. Это все, что имеет значение.

– Знаешь, я не мог не заметить, как ты увлечена Сойером.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я видел, как ты смотришь на него, когда он появляется в офисе.

– Как? Как на важнейшего клиента, которому должна уделять безраздельное внимание? Как еще мне смотреть на него?

– Успокойся. Это просто наблюдение.

– Что ж, наблюдение ошибочное, а мне пора.

– К тому, кто прислал тебе цветы?

Внутри ее все перевернулось.

– У меня нет на это времени, нужно договориться об интервью.

– Устрой его, будь так добра. Я устал за тобой расхлебывать.

Уэс отключился, чем только больше взбесил Кендалл. Но сейчас нет времени об этом думать. От острого запаха химикатов мутило, хотя в последнее время, кажется, тошноту у нее могло вызвать что угодно. Она спустилась вниз в вестибюль, граничащий с бальным залом, сделала звонок в отель, где остановилась Маргарет и попросила подать ей и фотографу изысканный второй завтрак. Потом каким-то образом ей удалось уговорить отложить интервью.

На лестнице показался Сойер. Только сейчас она заметила, что на нем именно то, во что она попросила его одеться для интервью – серый костюм, белая рубашка, темный галстук. Против него сложно устоять, однако глаза выдавали усталость. Бедняга прошел все круги ада с этим отелем. Как бы ей ни нравилось смотреть на него, видеть его таким было неприятно.

– Можно мне войти? – Она кивнула на двери зала. – Нужно все там устроить.

– Да, конечно. – Он вытащил ключ, отпер комнату, пропуская ее вперед, и включил свет. – Прости за сегодня. Понимаю, это принесло тебе много неприятностей.

– Это моя работа, Сойер, ничего страшного. К тому же велика вероятность, что это случилось из-за меня.

– О чем ты?

– Твой отец. Слишком очевидно, что за этим стоит именно он, и, думаю, это случилось, потому я отказалась помогать ему.

Сойер положил руку ей на плечо, вызывая волну тепла, сменившегося разочарованием.

– Не вини себя. Отец поставил тебя в безвыходную ситуацию и получил прямой отказ. Это нелегко, большинство людей робеют в его присутствии.

– Он послал мне цветы. На работу. Два дня назад. Написал, что хочет, чтобы я подумала о его предложении.

Сойер зарылся руками в волосы.

– Почему ты мне не сказала?

– Потому что видела, как ты был расстроен в тот день, когда он поджидал меня на улице. Кроме того, это всего лишь цветы. Я выбросила их в урну за офисом и постаралась забыть.

Он сжал ее в объятиях.

– Прости, что втянул тебя в это. Хочу, чтобы ты знала: я никогда не забуду, что ты не предала меня. Ты действительно сделала все возможное и невозможное.

Кендалл желала полностью погрузиться в его объятия в этот момент. Сойер защищает и желает ее, они могут закрыть глаза на ее босса и его отца.

– Я не могу предать тебя.

Это правда. Она не представляла, что может предать его.

Он похлопал ее по спине и отпустил.

– Это твоя работа, так?

Его слова кинжалом вошли в сердце. Она оставалась верна себе, когда тем утром настояла на том, чтобы они держались друг от друга подальше. Слышать это было неприятно. Говорить, вероятно, тоже.