Час ведьмовства - Энн Райс

Майклу было совестно за свою ненависть. Он стыдился ее также, как стыдился своей ненависти Пип в «Больших надеждах». Однако чем большевидел, узнавал и понимал Майкл, тем сильнее становилось презрение.

Но ничто не вызывало в нем такого раздражения, как люди –да, именно люди. Он стыдился явно выраженного акцента, который сразу выдавал вчеловеке жителя Ирландского канала. Говорили, что такой акцент можно слышать ив нью-йоркском Бруклине, и в Бостоне, и в любом другом месте, где селилисьвыходцы из Ирландии и Германии. Обитатели аристократических кварталов городаобычно пренебрежительно говорили:

– Знаем, знаем, откуда ты. Из приходской школы. Повыговору ясно.

Майкл терпеть не мог даже монахинь, преподававших в этойшколе: голосистых грубых «сестриц», которые без каких-либо на то оснований –только лишь по собственной прихоти или по причине плохого настроения – пороли ивсячески унижали мальчишек.

Особенно Майкл возненавидел монахинь после одного случая,свидетелем которого ему довелось стать в шестилетнем возрасте. Одногомальчишку-первоклассника, «нарушителя спокойствия», монахини выволокли из ихкласса и потащили к учительнице другого первого класса, в школу для девочек.Только потом ребята узнали, что там этого беднягу заставили влезть в мусорнуюкорзину. Красный от стыда, он стоял перед девчонками и плакал. Монахини безконца толкали и пинали его, приговаривая: «Марш обратно в помойку! Пошел!»Девчонки видели все это своими глазами и позже рассказали обо всем, что тогдапроисходило.

От их рассказа у Майкла похолодело внутри. Его охватилнемой, неизъяснимый ужас: а что, если нечто подобное случится и с ним? Ведь онзнал, что не позволит так с собой обращаться. Он сумеет постоять за себя, итогда отец его выпорет. Отец часто грозил Майклу расправой, но до сих пордальше пары ударов веревкой дело не шло. Жестокость, которую Майкл всегдаощущал в себе и которая так или иначе проявлялась в его отце, деде и во всехзнакомых ему мужчинах, могла неожиданно вспыхнуть, выйти из-под контроля ивтянуть его в этот хаос. Сколько раз на его глазах пороли других ребят. Сколькораз Майкл слышал полные холодной иронии шутки своего отца насчет порки, которуюзадавал ему его отец. Майкл боялся, и его немой, всеобъемлющий и парализующийстрах не поддавался словесному выражению. Это был ужас перед зловещим,неотступно надвигающимся моментом, когда на него посыплются удары.

Несмотря на присущие ему от природы непоседливость иупрямство, Майкл стал вести себя в школе воистину по-ангельски примерно задолгодо того, как действительно осознал, что для осуществления мечтаний емунеобходимо усердно учиться. А тогда он сделался тихим мальчиком, прилежнымучеником, всегда выполняющим домашнее задание. Страх перед невежеством, страхперед наказанием и унижением подхлестывал его не в меньшей степени, чемвпоследствии честолюбие.

Майкл уже никогда не узнает, почему этот страх не повлиял надругих ребят, учившихся вместе с ним. Но если оглянуться назад, несомненноодно: он с самого начала отличался высокой приспособляемостью. Она-то и сыгралав его судьбе ключевую роль. Майкл учился у самой жизни, извлекал уроки извсего, что видел вокруг, и соответственно менялся сам.

Его родители не обладали такой гибкостью. Да, мать Майклабыла терпеливой и сдержанной женщиной, со временем она научилась скрывать тоотвращение, которое вызывали у нее нравы окружающих. Но она не мечтала, нестроила грандиозных планов, поскольку не обладала необходимой для этогосозидательной силой. Она не умела меняться, приспосабливаться и не добиласьбольших успехов ни в чем.

Что касается отца – тот был милым, добрым, хотя иногдарезковатым и не слишком хорошо воспитанным человеком. Отважный огнеборец, онполучил множество наград. Отец погиб, пытаясь спасти чужие жизни, и это быловполне в его натуре. Но в его натуре было и стремление отгородиться от всего,чего он не знал или не понимал. Глубоко спрятанное в душе тщеславие заставлялоего в присутствии по-настоящему образованных людей ощущать себя «человекоммаленьким».

Он постоянно напоминал Майклу о необходимости выполнятьдомашнее задание, но только потому, что считал это непреложной родительскойобязанностью. Отцу и в голову не приходило, что Майкл вытягивал из приходскойшколы все знания, какие только мог, что в переполненных классах подруководством усталых, чрезмерно загруженных работой монахинь его сын получалпрекрасное образование.

Какими бы ужасными ни были условия в той школе, монахинипревосходно обучали ребят чтению и письму, даже если необходимые знанияприходилось вбивать в них палкой. Благодаря монахиням ученики писали не толькокрасиво, но и грамотно. В школе преподавали арифметику, а также латынь, историюи в какой-то мере – литературу. Наставницам удавалось призвать к порядку самыхотъявленных шалунов и драчунов. И хотя Майкл всем сердцем ненавидел «сестриц» ине переставал ненавидеть их еще много лет после окончания школы, он не мог непризнать, что монахини – пусть по-своему – проповедовали духовные ценности ипорождали в своих подопечных стремление к достойной жизни.

Когда Майклу исполнилось одиннадцать, произошли три события,решительным образом повлиявшие на всю его дальнейшую жизнь. Первое из них –приезд из Сан-Франциско тети Вивиан.

Визит тети Вивиан – сестры матери – был кратким. Онаприехала поездом на вокзал Юнион и остановилась в отеле «Поншатрен» наСент-Чарльз-авеню. На следующий вечер она пригласила родителей Майкла и егосамого на обед в «Карибский зал». Так назывался изысканный ресторан в этойгостинице. Отец отказался, заявив, что ему нечего делать в подобных местах. Ктому же его костюм находился в чистке.

Майкл, приодетый, настоящий маленький мужчина, отправилсявдвоем с матерью. Как всегда, они шли пешком через Садовый квартал.

«Карибский зал» буквально потряс мальчика. Это был почтилишенный звуков призрачный мир горящих свечей, белых скатертей и похожих напривидения официантов. Нет, в своих черных пиджаках и белых накрахмаленныхрубашках они скорее напоминали вампиров из фильмов ужасов.

Но подлинным откровением для Майкла стало то, что и мать итетя чувствовали себя здесь как дома: непринужденно беседуя, они негромкосмеялись, задавали официанту всевозможные вопросы насчет черепахового супа,шерри и белого вина, поданного к обеду.

Уважение мальчика к матери возросло. Майкл понял, что она неделала вид, а действительно была хорошо знакома с этой жизнью. Теперь ему сталоясно, почему она иногда плакала и говорила, что хочет вернуться домой, вСан-Франциско.

После отъезда сестры мать надолго слегла. Она не вставала спостели и отказывалась от всего, кроме вина, которое называла своим лекарством.Майкл сидел рядом и время от времени читал ей вслух. Если в течение часа матьне произносила ни слова, его охватывал непреодолимый страх. Постепенносостояние ее улучшилось, и в конце концов она встала на ноги – жизнь пошлапривычным чередом.