Мойры сплели свои нити - Татьяна Юрьевна Степанова

знак внимания, любая мимолетная ласка ободряет, окрыляет его, возвращает ему душевный покой. Словно лечит его…

– Что я увидела на месте убийства Мосиных? – Катя откинулась на подголовник сиденья и сосредоточилась. – Два дома и магазин. В новом доме три железные двери. Входная дверь не взломана.

– На этой двери два замка, задвижка и цепочка, – кивнул Гектор. – Убийца в дом не врывался, его впустили Мосины. Вывод?

– Это кто-то им знакомый, кого они совсем не боялись. И легко впустили ночью. Круг общения у них довольно широкий – сотрудники полиции, бывшие коллеги Мосина по МЧС, те, кто входил в орбиту его мясного бизнеса. Вплоть до водителей грузовиков, привозивших мясо, наверняка фермеры-поставщики. Ну, наверное, какие-то родственники, хотя в УВД уверяли нас, что у Маргариты Мосиной никого нет. Вряд ли они бы открыли так легко рабочим, с которыми повздорили, хотя… те могли притвориться, что вернулись и согласны на их условия. Да, еще насчет дверей – та, что ведет в морозильную камеру, не имеет замков вообще. А смежная дверь между домом и магазином была открыта.

– Когда люди ложатся спать, они запирают все двери в дом, логично?

– Логично, Гек. Ох, прямо у двери валялась бензопила, о которую Веригин в крови споткнулся. Как она там оказалась? Это вещь убийцы?

– Мясники используют бензопилы для разделки мороженых туш. На крюках в холодильнике висели свиные, – сказал Гектор.

– И еще в доме большие канистры с санитайзером, – вспомнила Катя. – Зачем он Мосиным в таком количестве? Или убийца с собой все принес? Но канистры литров на десять каждая.

– Мясной магазин. Лето, мухи, оводы. Мосины следили за гигиеной, боролись с антисанитарией. А в таком количестве могли закупиться санитайзером впрок, оптом всегда дешевле.

– Но я до сих пор не понимаю, что именно произошло в доме. У Мосина отрублена правая рука… кисть. – Катя содрогнулась.

– У меня есть кое-какие соображения насчет картины убийства, но сначала стоит послушать вашего судмедэксперта, – подытожил Гектор.

– Вы тот самый полковник Гектор Борщов, который весьма активно вмешался в расследование отравления в Полосатово и пригнал туда какого-то невероятного химика-эксперта, спеца по ядам с таким оборудованием, что нам и не снилось?[6] – осведомился судмедэксперт Сиваков, когда они явились к нему уже в восьмом часу вечера в бюро в прозекторскую, и Катя представила своего спутника. – Молодой человек, ну вы даете. Откуда такие возможности? У нас отравления в области крайне редки, к счастью, случай в Полосатово стал настоящим криминальным событием. Но и укором нам – мы-то такой спецтехникой не владеем, мы на голодном пайке, что называется. Бюджет скуден.

– Я просто пытался помочь всеми силами полицейскому расследованию, – ответил Гектор – такой сразу скромняга, голос вежливый, вид почти смущенный.

– Мне вот никто никогда не помогает, – печально пожаловался Сиваков, разглядывая полковника Гектора Борщова сквозь круглые очки и Катю в его пиджаке, накинутом на плечи. – Я, как греческий Сизиф, вынужден ежедневно вкатывать тяжелый непосильный камень на гору истины и правосудия – вскрытия, вскрытия, трупы, трупы… Абсолютная неблагодарность бездарных начальников, постоянные необоснованные упреки… И все это к вечеру обрушивается на меня, как сизифов камень, так что остается единственное утешение – семь капель для поднятия духа. Коллега-полковник, вы выпиваете?

– Ага. Бывают моменты. – Гектор Борщов глянул на Катю.

Она совсем притихла. Ибо Сизифа они застали не в прозекторской за вскрытием супругов Мосиных, а в его тесном захламленном кабинете, заваленном книгами по медицине, справочниками и анатомическими образцами костей и внутренних органов.

Возле открытого ноутбука кипел электрический чайник, рядом с муляжом почек стояла початая бутылка настойки – то ли «клюковки», то ли «рябиновки».

– Вы прямо из Кашина ко мне? – осведомился Сиваков и достал из ящика стола еще две кружки. – Милости прошу чай пить со мной. Екатерина, вам алкоголь не смею предлагать. А полковнику плесну, если тот не возражает.

– Вы закончили вскрытие? – осторожно поинтересовалась Катя.

– Я в середине потока, как говорят даосы. – Сиваков щедро плеснул в кружку Гектора Борщова своей настойки. – Решил взять рекламную паузу.

– Ваше здоровье, профессор, – Гектор Борщов чокнулся с ним кружкой, хлопнул залпом. – Но первые результаты вам уже ясны, так?

– Ах, задавайте ваши вопросы, – капризно объявил Сиваков. – Я адски устал, а мне еще завершать вскрытие обоих супругов.

И он бухнул себе прямо в чай настойки. И Гектору – снова щедро.

– Когда их убили? Когда наступило время смерти? – Гектор наконец задал главный вопрос, без которого, как Кате казалось, невозможно двигаться дальше.

– А никто вам не скажет этого. – Сиваков вздохнул. – Зачем их заморозили, словно куски мяса? Именно для того, чтобы никто никогда не смог установить точное время их смерти. Мне рапорт прислали кашинские пинкертоны по электронке – в холодильнике для мяса была установлена быстрая максимальная заморозка. А это сорок минут. Супругов могли прикончить за час-полтора до того, как их обнаружили. А могли убить и за три, пять, десять часов.

– Но в доме следы крови, – сказала Катя. – Кровь разве не может помочь в определении времени смерти?

– А структура крови вся разрушена. – Сиваков поднял очки на лоб и потер красные усталые глаза, в которых уже плескалась «клюковка»-«рябиновка». – Кровь жертв буквально растворена разлитым химикатом.

– Санитайзер, – подсказал Гектор. – Значит, убийца использовал его, чтобы…

– Чтобы и кровь нам не помогла. Ни о каком ДНК убийцы на месте, естественно, и речь уже не идет. А образцы крови почти непригодны для исследования. Разрушена структура. Единственное, что определилось из пары образцов, поврежденных меньше других, – группа крови.

– Где именно и какой группы следы? – уточнила Катя.

– Приблизительно. Не точно. Следы первой группы в прихожей. Мне кашинские криминалисты прислали примерную схему по электронке. Первая группа у женщины. И фрагмент следа волочения на полу у морозильной камеры – тоже первая группа.

– А в мясном магазине? – спросил Гектор.

– Вторая группа. Она же у мужчины, у супруга.

– Ужасные раны на его животе от бензопилы? – Катя продолжала задавать свои вопросы.

Сиваков плеснул себе третью порцию настойки.

– Нет. У него единственная рубленая рана живота и нижнего отдела грудной клетки. Его правая кисть отрублена тоже топором.

– А у женщины – раны лица? – Гектор слушал патологоанатома очень внимательно. – Они ведь не лезвием топора наносились. Обухом?

– Нет. Тяжелым предметом продолговатой формы.

– Монтировкой, которую нашли в прихожей?

– Мне в рапорте криминалист так и написал. – Сиваков, которого уже вело, выпил чай с настойкой. – Они думают, что ее убили этой штукой. А я предполагаю, предмет использовали другой.

– А какой? – спросил Гектор.

– У нее перелом носа, переломы челюсти и вдавленные