Российский бутерброд - Геннадий Смирнов

Однако всё оставалось на своих местах и бумаги сиротливо лежали нетронутыми. Хотел того или нет Василь Васильич, но его обязанности, хоть и мечтали многие, пока, кроме него самого никто выполнять не мог. Взяв в руки верхний в стопке документ, он пробежал его глазами и в готовности наложить резолюцию, всё ещё удерживая в поле зрения текст, стал шарить по столу рукой в поисках чего-нибудь пишущего. Пальцы нащупали что-то похожее на авторучку, и Василь Васильич принялся излагать своё отношение к содержанию документа на специально прикреплённом листочке бумаги, называемом чиновниками клапанком. Писалось необычно легко и мягко, но почему-то красным цветом. Поставив автограф под резолюцией, Василь Васильич заметил, что держит в руке двухцветный красно-синий, отточенный с двух концов, карандаш. Будучи хозяином здания на Лубянке и работая с архивами, он частенько видел подписи и резолюции, сделанные похожим карандашом. Вроде бы, положительные решения были исполнены красным цветом, а все другие – синим. Какая уверенность в своей правоте, несмотря ни на что! Какая безаппеляционность, не терпящая никаких компромиссов! Часто не объективно, но он хозяин, он отвечал за всё и за всех! Более всего Василь Васильичу, почему-то, запомнился документ, направленный в Кремль почти накануне войны, 17 июня 1941 года его коллегой, бывшим тогда наркомом госбезопасности Меркуловым. Содержание документа явно не вписывалось в представление руководителя Совнаркома о текущем моменте во внешнеполитической обстановке, отсюда – нервная нецензурная резолюция, уничтожающая труд многих честных сотрудников, ставящая под угрозу их жизни.

Василь Васильич отложил документ и стал внимательно рассматривать карандаш, продолжая думать о том, кто первый придал этой, в общем-то, заурядной вещице, магическую силу. Который всё держал в руках и всех в кулаке. Сколько поломанных судеб и загубленных жизней ради одного – абсолютной власти над огромной территорией и населением, чтобы эту территорию сохранить, а население увеличить, дать ему лучшую и более весёлую жизнь. Кто и кода её увидит, это не важно. Его ненавидели и боялись, больше боялись, – значит, уважали, а многие просто любили. Страна плакала, когда он умер. Кто-то веселился, но большинство плакало. Наверное, так и надо, наверное, по-другому у нас нельзя? Ведь до сих пор по нему ностальгируют. Василь Васильич покрутил карандаш между пальцев, как бы пытаясь в нём нащупать что-то особенное, необычное. Взглянул на клапанок, исписанный красным цветом (резолюция была положительной), поставил карандаш в стакан к другим его «собратьям» – рано ещё, взял привычный Montblanc и, оторвав пестреющий алой вязью клапанок, чтобы не смущать подчинённых, продублировал резолюцию непосредственно на документе.

Нажатая Иван Иванычем клавиша немедленно отозвалась голосом Вадим Вадимыча, полным готовности выполнить любой каприз шефа. Однако тот молчал, вспомнив инцидент с договором по флоту и роль Вадим Вадимыча в этом деле.

– Слушаю Вас, Иван Иваныч. – Посчитав, что связь дала сбой, ещё раз, любезно напомнил он о себе.

– Нет, ничего. Случайно тебя побеспокоил. – Ответил Иван Иваныч и отключил абонента.

Вадим почувствовал фальшивые нотки в ответе начальника и тут же ревностно принялся выяснять причину такого к себе отношения. Он связался с наиболее вероятными конкурентами и под благовидным предлогом, как говорится, легендированно, выяснил, не связывался ли с кем-нибудь из них только что Иван Иваныч. Поняв, что сказанное шефом было не что иное, как элементарная отговорка, он серьёзно задумался над причинами произошедшего. Лихорадочный поиск проколов ничего не дал и Вадим Вадимыч немного успокоился. Он не строил иллюзий, что сменив на этой должности не одного хозяина, может пользоваться полным доверием теперяшнего шефа. Собственно, он никогда не претендовал на роль фаворита, но умел быть нужным всем, оказывая, по мере возможности, безобидные услуги наиболее вероятным преемникам. Как-то получалось, что эту вероятность он угадывал на сто процентов. Вот и сейчас, после «ошибочного» вызова начальства, что-то засвербело в его самом чувствительном месте. Однако недостаток информации не позволял сделать сколько-нибудь даже предварительный вывод. Вадим Вадимыч пока знал точно лишь одно – Иван Иванычем овладела очередная идея и направлена она, скорей всего на какие-то преобразования. Но теперь об этом вряд ли кто узнает…

Понятно, что как идеальный чиновник, Вадим интересовался намерениями начальника вовсе не обуреваемый заботой о будущем страны и её многострадального населения. Он хотел знать больше даже не для того, чтобы в случае необходимости использовать имеющуюся информацию. Его волновала неизвестность, которая, в свою очередь, порождала неопределённость, не позволяющую выстроить правильную линию поведения, а это могло быть чревато для него самыми непредсказуемыми последствиями.

– Без тебя разберёмся, – неприязненно подумал Иван Иваныч о подчинённом, вспомнив договор по флоту и его роль в этом деле. – Можно допустить, что это было сделано не нарочно, даже далеко не нарочно и он не Бог, чтобы предусмотреть всё. С другой стороны, не исключена игра в пользу Василь Васильича, ведь Вадим из его бывших. Однако, одному, если все же, довериться советам блоггера, будет очень нелегко. Хочешь того или нет, – опираться на кого-то придётся. И тут Иван Иваныч вновь почувствовал накатывающее на него чувство одиночества. Ощущения вакуума вкупе с оглушающей тишиной, которые он испытал недавно в комнате отдыха, не было, но и избытка в соратниках также не отмечалось.

– Да, выбор не велик, – тяжело вздохнул он, – но лучше меньше, да лучше. – Во, блин, совпадение! Это же вождь российского пролетариата писал, кстати, по поводу реформирования разросшегося и обюрократившегося госаппарата. Да-а, это не просто так, сама история подтверждает правильность моих намерений. Однако, меньше, – это не ничего, а у меня пока только ничего. Тэк-с, – задумчиво произнёс он, барабаня пальцами по столу и одновременно глядя в список телефонов своего ближайшего окружения. Кандидаты отпадали один за другим. Иван Иваныч перестал выбивать пальцами чечётку и в расстроенных чувствах отвернулся к окну. Сквозь бронированное стекло виднелся когда-то главный универмаг великой страны, часть площади и последний приют того, кто развалил ещё более великую державу, но так и не успел построить на её руинах того, о чём мечтал. Его первого назвали Кремлёвским мечтателем. Да, картина не из радужных. Возвращая взгляд назад, в кабинет, Иван Иваныч остановил его на зубчатой стене, которая тоже стала последним приютом для многих достойных и не очень, людей, но подумал он, почему-то, о вещи, совершенно не связанной со столь печальными фактами. Из памяти вдруг всплыл анекдот студенческой поры о том, как посадили по политической статье некоего любознательного мужичка, впервые приехавшего в Москву на экскурсию. Он так хотел всё знать, что спросил у гида, почему кремлёвские стены увенчаны зубцами. Тот совершенно справедливо объяснил – чтобы не проникли враги. Ну а любопытный мужичок поинтересовался, – туда или оттуда? Смешно? Ваня тоже тогда искренне смеялся со своими однокурсниками. Разве мог он даже в самых смелых своих фантазиях и снах предположить, что совсем скоро, по историческим меркам, он сам станет предметом этих насмешек? Ирония судьбы. Да, весело, если бы не было так грустно, – вяло усмехнулся уже Иван Иваныч и вновь обратился к списку. Несмотря на то, что документ не претерпел никаких изменений, ему всё же удалось «выудить» несколько фамилий, над которыми следовало подумать.