Искусство скуки - Алексей Синицын

– Шариф, о чём ты всё время думаешь? – Спрашивала мать, когда он замирал над остывшей тарелкой кукурузной каши и над полной кружкой козьего молока, а к своим любимым фигурным булочкам из слоёного теста даже не притрагивался. – Ты не заболел?

Про отцовское недовольство она больше не напоминала.

– Нет, мам. Я тебя люблю. – Отвечал сын, как всегда, но как-то странно, и неспешно подхватывая школьную сумку, медленно брёл на остановку.

Мальчик ещё дольше задерживал школьный автобус, и Абу-Касим в тысячный раз под общий смех обещал ему устроить поездку в школу на верблюде. Только Шариф уже не обращал на всё это никакого внимания. Зато, он перестал ковырять в носу, чем немало удивил свою соседку по парте, щепетильную Зухру. И, даже автоматически, по рассеянности, пару раз захватил с собой в школу носовой платок, приводя в явное замешательство географичку.

Но ему было не до географичкиных эмоций. Он мысленно готовился к превращению змею! В первые дни его одолевали сомнения. Мальчик и так, и эдак представлял себе процедуру избавления от ненавистных зубов без предстоящего, безусловно, опасного для всякого человека превращения. Вот его привязывают толстыми верёвками к длинному гладкому бревну, подвешенному на больших железных цепях, навроде тарана, используемого при штурме крепостей, какие он видел на иллюстрациях к книжкам фэнтези. Потом «таран» медленно раскачивают всё сильнее и сильнее, пока он, наконец, не сможет вцепиться зубами в освежеванную баранью тушу, прибитую к полуразрушенной городской стене, которая теперь всё равно никому не нужна, кроме пауков и ящериц, живущих в её расщелинах… Можно было ещё попробовать вариант с лошадью, даже корова бы сгодилась, если щёлкнуть кнутом посильнее… Есть ещё инопланетяне со своими лазерами, с ними было бы вообще просто… Но Хабиб сказал… Нет, всё же вариант с превращением в змею, как ни крути, выходил самым простым и реалистичным. А всё-таки страшно, в змею.

Такого предположить не мог даже Хабиб со всей его рассудительностью и знанием жизни. Бахти-факира среди приехавших цыган не оказалось. Напрасно они бегали среди шатров и кибиток сгрудившихся, как и в прошлом году прямо за полуразрушенной городской стеной. Всё было как тогда: глотатель шпаг на глазах изумлённой публики глотал шпаги (только не такие длинные, как в прошлый раз), фокусник показывал карточные фокусы и фокусы с исчезновением предметов. Многочисленные гадалки тут же, не слезая со своих перекошенных от долгой дороги кибиток, гадали по рукам, а чревовещатели, коих число с прошлого года почти удвоилось, вещали городским жителям об их будущем. Заклинатели – заклинали, жонглёры – жонглировали… не было только нигде единственного на Земле человека, который мог помочь бедному мальчику – Бахти-факира! Более того, и сами цыгане не могли сказать, где он. А некоторые, казалось, даже не понимали, о ком их спрашивали. Отчаянию мальчика не было предела.

– Хабиб, как же так? Хабиб, ты же говорил! – Заливался слезами мальчик. – Кто же мне теперь поможет? Меня всегда будут называть крокодилом, Хабиб…

Старший товарищ тоже пребывал в полной растерянности. Единственное, что он мог пообещать Шарифу в создавшейся ситуации, так это то, что он будет с удвоенной энергией заниматься боксом и нещадно бить тех, кто посмеет надсмехаться над его другом.

– А девчонки, если они будут надо мной смеяться? – продолжать исходить рыданиями мальчик.

Хабиб об этом не подумал. Тут даже он был бессилен.

– Шариф, Шариф, просыпайся сынок. – Мать как всегда будила его в школу.

Пока он с трудом разлеплял глаза, она ворковала с ним как голубица и гладила мальчика по его тёмной, курчавой голове. Просыпаться ему не хотелось, после того, что произошло. Ну, почему? Почему, мне так не везёт? Это Аллах разгневался на меня за то, что я так непочтительно обошёлся с его священной Книгой!

Теперь даже ненависти к зубам не осталось – сил не было. Мальчик без единой эмоции смотрел на себя в зеркало и бездумно шевелил зубной щёткой во рту. «Значит, судьба такая». Он устало вздохнул, на зеркало в это раз не попало ни единой капельки. Серовато-белая пена потекла по, начавшей ржаветь ещё до его рождения раковине. Сегодня мать его не торопит, это потому, что он перестал рассматривать свои зубы. Мальчик медленно вытер руки и пошёл за стол, есть совсем не хотелось.

– Шариф, сынок. Я хотела тебе сказать. – Мать оторвалась от своих фигурных булочек из слоёного теста и приблизилась к нему. – Отец решил продать наших овец. Ни к чему, сказал, их в городе держать. Я тоже так думаю. Приплод от них небольшой, лучше уж завести домашнюю птицу, говорят, мороки с ней меньше, а толку гораздо больше будет. – Она обняла сына, равнодушно копающегося ложкой в кукурузной каше, и тоскливо поглядывающего на козье молоко. – А ещё он сказал, что на каникулах отвезёт тебя в Эль-Рахтум, там есть специальные врачи…

– Что?! В Эль-Рахтум?! – Мальчик не верил своим ушам. – Но, ведь он… но ведь я… – мысли мешались, и слова, наскакивая друг на друга, застревали во рту.

Я люблю тебя, мама! – Больше он ничего не мог сказать, и только крепко прижимался к матери.

А через минуту мальчик уже бежал, размахивая своей школьной сумкой и поднимая за собой клубы придорожной пыли. «Эль-Рахтум! Эль-Рахтум! Мой рахат, мой лукум!». Нужно срочно обо всём рассказать Хабибу! Интересно, что сегодня скажет толстяк Абу-Касим, когда он вовремя, без опоздания, с довольной улыбкой покажется в дверях школьного автобуса?

Серж ещё раз перечитал концовку и остался, собой доволен. Мальчика он спас неожиданным для себя самым простым и естественным способом. И это сейчас было для него главным. Оказывается, самое естественное тоже может быть самым неожиданным, с удивлением думал он, пока не вспомнил, что опять забыл позвонить Агнетте.

Бернар был негром. То есть, совсем чёрным. Это хорошо, думал Бернар, если идти по улице с закрытым ртом и, не открывать глаза, то ночью меня почти совсем не видно. Слышны только мои шаги, на самом деле, лёгкие и пружинистые. Но по ночам людям почему-то кажется, что все, какие есть шаги, их преследуют, или, наоборот, сами пытаются поскорей уйти от преследования. Слышите меня? Это иду я – ваша тёмная, спящая совесть, уууууу! Страшно? Да, куда же вы, мадам, месье? Не бойтесь, я пошутил. Ваша совесть спит, а я, видите ли, нет. Шатаюсь по ночному городу. Ахаха! Это тоже была шутка, эээй! Я же говорил, если идти по улице с закрытым ртом, ЕСЛИ рот не открывать, но снова не удержался и открыл. Сейчас опять вызовут полицию, нужно сматываться пока не поздно. Вы не скажете, почему, как только чёрный открывает рот этом городе, здесь сразу же вызывают полицию? Я бы, лично, предпочёл иметь дело с пожарными – они люди благородные, и без комплексов.

А вообще, Бернар считал себя парнем весёлым и незлопамятным. Не смотря на то, что его деда и бабку в 1927 году здесь, в Париже в зоопарке показывали. Не верите? Сейчас, один момент! У него даже афишка старая сохранилась. Где же она, где… Да, вот, глядите – целая и невредимая, красочная такая, художник здорово поработал, не халтура какая-нибудь! Немного поблекла, правда… Это сколько лет-то прошло? Но все буквы отлично сохранились: «Human Zoos – Science and Spectacle». Перевести? Не надо?