Во всем виноват лишайник - Джон Уиндем

— Да, — Ричард был непреклонен.

Стефани с обиженным видом выпила полчашки.

— А теперь давай выкладывай, — сказал он.

— Нет. Это тайна, — ответила Стефани.

— Ну и черт с ним. Я умею хранить секреты. Разве я смогу тебе помочь, если не буду знать, что произошло?

— А ты не сможешь, и никто не сможет. С-секрет, — заявила она.

— Иногда помогает просто поговорить, — посоветовал Ричард.

Стефани долго смотрела на него, потом глаза у нее заблестели, и в них снова появились слезы.

— О Господи! — сказал Ричард. Поколебавшись, он подошел к ней, уселся рядом на диван и взял за руку. — Послушай, Стефи, милая, иной раз кажется, будто весь мир ополчился против тебя… когда ты один. Все это так на тебя не похоже, Стефи.

Она вцепилась в его руку, по щекам потекли слезы.

— Я б-боюсь, Ричард. Я не хочу этого. Не хочу.

— Чего ты не хочешь? — ничего не понимая и беспомощно глядя на Стефани, спросил Ричард.

Она покачала головой.

Неожиданно он весь напрягся, задумчиво посмотрел на нее, а потом сказал:

— О! — И после короткого молчания добавил: — Ты только сегодня узнала?

— Сегодня утром, — объяснила Стефани. — Но я, на самом деле… ну, сначала мне это показалось таким восхитительным.

— О! — снова выдохнул Ричард.

Повисло молчание, которое продолжалось почти целую минуту. Затем он неожиданно повернулся к Стефани и обнял ее за плечи.

— Господи, Стефи… милая… почему ты не подождала меня?

Стефани печально и удивленно посмотрела на него.

— Кто? — сердито спросил он. — Ты только скажи мне, кто это, и я… я… Кто это сделал?

— Как кто? Папа, конечно! — ответила Стефани. — Он хотел как лучше, — прибавила она, стараясь быть справедливой.

У Ричарда отвисла челюсть и сами собой опустились руки. В течение нескольких секунд он выглядел так, словно его треснули по голове каким-то очень тяжелым предметом. Ему явно нужно было время, чтобы прийти в себя. Наконец он мрачно заявил:

— Похоже, мы говорим о разных вещах. Давай-ка выясним: чего это ты так страстно не хочешь иметь?

— Ричард, почему ты такой злой? — жалобно проговорила Стефани.

— Я злой? Проклятье, я тоже только что пережил потрясение. А теперь я бы хотел, черт побери, знать, о чем мы с тобой говорим? И больше ничего.

Стефани растерянно посмотрела на него:

— Как о чем, обо мне, конечно. Обо мне и о том, что я буду продолжать, и продолжать, и продолжать. Ты только подумай об этом, Ричард. Все постареют, устанут от жизни, умрут, а я буду продолжать одна, продолжать и продолжать. Теперь мне это уже не кажется восхитительным, Ричард, я боюсь. Я хочу умереть, как все остальные. Не продолжать и продолжать — а просто любить и жить, а потом стать старой и умереть. Больше мне ничего не надо. — Она умолкла, и слезы снова потекли по щекам.

Ричард внимательно ее разглядывал.

— Началась стадия мрачных рассуждений, — констатировал он.

— Это и правда ужасно мрачно — продолжаешь, и продолжаешь, и продолжаешь. Кошмар, — уверенно заявила она.

Ричард же твердо сказал:

— Знаешь что, Стефи, хватит этой чепухи — «продолжаешь и продолжаешь». Кончай, пора отправляться в постельку. Попытайся утешиться размышлениями о грустной стороне данного вопроса: «Утром все зеленое и растет — а вечером его срубают и высушивают». Лично я предпочитаю, чтобы оно продолжалось и продолжалось, а высушивание можно было бы отложить.

— Но двести лет — это слишком много, чтобы продолжать, и продолжать, и продолжать — так я думаю. Это такой длинный, длинный путь, чтобы идти по нему в полном одиночестве. Двести лет… — Она вдруг замолчала, глядя на Ричарда широко раскрытыми глазами. — Ой-ой-ой! Нельзя говорить. Забудь, Ричард. С-секрет. Ужасно важный.

— Да ладно, Стефи, милая. Со мной твой секрет в безопасности. А теперь давай отправляйся спать.

— Не могу. Помоги мне, Ричард.

Он поднял ее на руки, отнес в спальню и положил на кровать. Стефани крепко обняла его за шею.

— Останься, — попросила Стефани. — Останься со мной. Пожалуйста, Ричард.

Он с трудом расцепил ее руки.

— Ты перебрала, милая. Постарайся расслабиться и заснуть. Утром все будет в порядке.

На глазах Стефани снова появились слезы.

— Мне так одиноко, Ричард. Я боюсь. Совсем одна. Ты умрешь, все умрут — кроме меня, а я буду продолжать, и продолжать, и продолжать…

Ричарду удалось высвободиться, и он решительно опустил руки Стефани на кровать. Девушка отвернулась и заплакала, уткнувшись лицом в подушку. Он постоял несколько минут около ее постели, затем наклонился и нежно поцеловал в ухо. Оставив дверь в спальню слегка приоткрытой, Ричард вернулся в гостиную и закурил. Не успел он докурить свою сигарету, как рыдания начали стихать, а потом и вовсе прекратились. Когда Ричард погасил свет Стефани уже тихонько посапывала.

Ричард осторожно прикрыл дверь, взял шляпу и пальто и вышел из квартиры.

Рассказать Джейн оказалось совсем не так просто, как предполагал Пол. Начать с того, что он забыл о приглашении на коктейль, на который Джейн очень хотелось. пойти. Его опоздание было встречено холодным недовольством; когда же Пол предложил вообще не ходить на вечеринку, последовал ледяной отказ. Весь вечер они ели что-то при помощи маленьких вилочек — а-ля фуршет, — и настроение совсем испортилось. Так что дома им пришлось устроить поздний ужин — что тоже не способствовало созданию подходящего настроя для столь важного заявления. Поэтому Пол решил подождать до того момента, когда они окажутся в постели. Но, забравшись под одеяло, Джейн решительно повернулась к нему спиной, явно намереваясь спать.

Пол выключил свет. Сначала он хотел было рассказать обо всем в темноте, но потом, наученный горьким опытом, отказался от этой мысли. Пока он колебался, дыхание Джейн стало ровным, и вопрос решился сам собой. Откровения придется отложить до завтра.

Характер Джейн сложился под влиянием обстоятельств, которые практически не коснулись Саксоверов; самыми важными из них были финансовые проблемы, в то время, как в семье Саксоверов деньги всегда являлись побочным продуктом и имели свойство увеличиваться почти что самостоятельно. Джейн же, сколько себя помнила, постоянно слышала разговоры о том, что денег становится все меньше и меньше.

Ее отец, полковник Партон, всю жизнь прослуживший в регулярной армии, вышел в отставку и поселился в своем поместье в Камберленде; обстоятельства складывались так, — что ему постоянно приходилось распродавать его по частям, так что в результате остался лишь маленький клочок земли. Единственный сын полковника от первого брака, Генри, был весьма симпатичным парнем, имевшим успех у женщин. Однако он не использовал свой шанс — скандал с дочерью ректора положил конец надеждам полковника на удачную женитьбу сына. Угроза окончательно потерять поместье становилась все реальнее.