Тень Голема - Анатолий Олегович Леонов

обрядов и рыцарских условностей. Увидев Плещеева, на рысях скачущего к месту битвы, шляхтич издал торжествующий клич и, нацелив копье в грудь противника, послал коня с места в карьер. Леонтий, в свою очередь, перевел аргамака в полевой галоп, но сам боевой посадки не принял, нарочито опустив свое копье острием в землю. До самой сшибки он не изменил положения, словно и не собирался защищаться от летящего на него во весь опор врага.

В миг, когда смертоносное оружие, казалось, неминуемо должно было пронзить ничем не защищенную грудь, Плещеев, крепко зацепившись ногами за стремена, проворно откинулся на круп коня, расслабленно свесив руки вниз. Копье, рассекая воздух, прошло выше головы лихого стравщика. С крепостной стены послышались испуганные крики и взволнованные восклицания.

– Что творит этот скоморох? – возмутился Феона.

– Он его дразнит! – с волнением прохрипел Прозоровский, не отрывая от боя горящего взгляда.

Кони, продолжив стремительный бег, разминулись, едва не сбившись потными боками. В следующее мгновенье их разделял уже десяток саженей. Леонтий без видимых усилий, легким движением вернулся в седло, победно вскинув копье над головой, под одобрительный гул зрителей с крепостной стены. Однако волынский шляхтич Мариан Загурский, несмотря на молодость, оказался сноровист и неплохо обучен. Твердой рукой подняв коня на дыбы, он быстро успел развернуть послушное животное и приготовился к новой атаке. Встретить стремительный наскок соперника лицом к лицу у Плещеева уже не оставалось времени. Но то, что сделал он в следующий миг, оказалось неожиданным для всех. С громким гиканьем пришпорив коня, Леонтий запустил копье далеко перед собой, после чего, держась за луку седла, спрыгнул на землю и, оттолкнувшись двумя ногами, буквально влетел обратно, в воздухе развернувшись лицом к противнику. Сидя на коне задом наперед, он успел подхватить воткнутое в землю копье и, ловко орудуя древком, не позволил догнавшему его шляхтичу нанести прицельный удар. Кони скакали, прижавшись боками. Стучало дерево, гремело железо. Улучив момент, Плещеев с размаха ударил ратовищем[43] в грудь Загурского, едва не выбив того из седла. На этом атака запорожца захлебнулась. Всадники по большой дуге разъехались в разные стороны и, не останавливаясь ни на миг, стали готовиться к новой атаке.

– К чему этот балаган? – Отец Феона неодобрительно хмурился и качал головой. – Правильный поединок – это один удар.

– Ладно тебе, дядя Гриша, – махнул рукой князь Прозоровский, – пусть покуражится! Леонтий в этом деле лучший! У него больше двух десятков победных поединков. Пять лет назад, на Тихвинском сидении[44], я лично наблюдал, как он шестерых завалил, а двух немцев и литвина в один день упокоил!

– В том-то и дело, Семен. Подумай. Зачем этот юноша полез в драку с заведомо более сильным соперником? Какой в этом смысл? Тут что-то не так…

Феона пристально вглядывался в место поединка в поисках ответа на свои сомнения. Тревога инока усилилась, после того как поведение молодого шляхтича вдруг изменилось. Он больше не рвался в бой, а, напротив, все время маневрировал по ристалищу в поисках какого-то особенного места, где ему будет наиболее удобно сразиться с противником. Плещеев гонялся за ним по полю, но тот все время ловко ускользал, при этом лишь слегка обозначая схватку.

– Вот оно! – воскликнул Феона, указывая пальцем на небольшой сарай перед острогом.

– Что? – встрепенулся Прозоровский, всматриваясь в место, указанное Феоной, и ничего не замечая.

– Он все время хочет, чтобы Леонтий оказался напротив этого амбара!

– Афанасий, брат, посмотри, чего видишь?

Афанасий, сощурившись, внимательно изучил место, указанное Феоной, и утвердительно кивнул.

– Кажись, ствол мушкета? Точно ствол! Не будь я духовной особой, поклялся бы, что там сердюк[45] засел!

– Снять можешь?

– А чего же, попробовать можно!

Афанасий осмотрелся и протянул руку к стоящему рядом молодому стрельцу.

– Служивый, дай разок стрельнуть?

Стрелец растерянно посмотрел на Головина и, получив его молчаливое согласие, нехотя протянул монаху свое оружие.

– Здесь, почитай, шагов двести пятьдесят, а то и триста! – с сомнением выговорил он. – Далеко, однако! Простой пищалью не достать. Тут винтовальная пищаль или, на худой конец, семипядный мушкет нужон!

– Мамку будешь учить, знаток!

Афанасий скосил на парня сердитый взгляд, громко фыркнув, раздул дымящийся фитиль и принялся деловито пристраивать пищаль на край бойницы.

Ухмыльнувшись в бороду, Феона пояснил стоявшим рядом воеводам:

– Отец Афанасий Ощерин – воин знаменитый! Его за ратные подвиги самому Святейшему патриарху Иерусалимскому представляли!

– Я не один там был, – не оборачиваясь проворчал Афанасий и, добавив еще что-то невнятное, прикрыл лицо от вспышки пороха и нажал на курок.

Раздался необычайно плотный выстрел, более похожий на пружинистый хлопок пастушьего кнута. Из жерла пищали вырвался сноп огня и повалили клубы едкого белого дыма, на короткое время поглотившие стрелка. В тот же миг со стороны подозрительного сарая донесся приглушенный человеческий вопль. Из чердачного проема выпал мушкет, выстреливший в небо после удара приклада о землю, а следом вывалился человек в синем польском жупане. Его безжизненное тело мешком повисло на брусе заградительной рогатки, и даже наблюдавшим со стены было видно, как по бритой голове и свисавшему вниз рыжему оселедцу кровь ручьем полилась на землю.

– А ты говоришь, винтовка! – довольно улыбнулся Афанасий, возвращая пищаль ошеломленному стрельцу.

Тем временем Плещеев, уставший возиться со скользким, как вьюн, противником, услышав выстрелы, застыл на месте, с удивлением переводя взгляд с тела мертвого сердюка на потерявшего вдруг боевой задор шляхтича. Первое недоумение быстро переросло в негодование, сменившееся настоящим бешенством.

– Ах ты, слюнявец, душа кроткая! Так ты обычай воинский чтишь? – неистово заревел он и с силой воткнул копье в землю. – Да я тебя сейчас пополам, от уха до пупа рассеку! Стой на месте!

В свирепом задоре выхватив из ножен саблю, Леонтий с места пустил коня в полевой галоп, держа на вытянутой руке смертоносное оружие. Мариан Загурский, в этот миг в полной мере осознав гнев и решимость своего противника, резко дал шенкелей и пустил коня в противоположную от Леонтия сторону. Очень скоро под удалой посвист и веселый смех толпы, собравшейся на стене, он скрылся за стенами острога.

Плещеев не стал преследовать коварного шляхтича и вернулся обратно, встреченный защитниками города как безусловный герой и победитель. Принимая поздравления и дружеские шлепки боевых товарищей, Леонтий только обескураженно улыбался и отмахивался.

– Да ладно. Делóв-то?

– Одно не пойму, – позже пожаловался он Прозоровскому, – что хотел этот засранец? Зачем полез?

– Кто знает, – пожал плечами князь. – Бог даст, сам спросишь. А нет, не велика важность!

Прозоровский торопился. Пока Плещеев вылавливал на копье вертлявого запорожца, вернулись посыльные с известиями,