Черные паруса - Аластер Рейнольдс

– На практике мы можем вернуться к главным мирам Собрания, когда пожелаем. Но стоит учитывать, какой в этом кроется риск. Ты правильно выразилась, Страмбли: мы захватили корабль преступницы. С нашей точки зрения это не делает нас преступниками, но надо понимать, как все выглядит со стороны. Помимо нас самих, никто толком не знает, что произошло.

– А мы объясним, – заявила Страмбли, уставившись на меня глазами разного размера.

– Легче сказать, чем сделать, – ответила я с добродушной усмешкой. – Мы можем сколько угодно передавать свою историю по трещальнику, выражая добрые намерения, или даже воспользоваться комнатой костей, но хватит одного сомневающегося, чтобы дать по нам бортовой залп из гаусс-пушек, а ведь даже короткая трещальная передача легко выдаст наше местоположение. Пока мы не окажемся в порту и не объяснимся, никто не поверит ни единому нашему слову, а риск состоит в том, что нас расстреляют задолго до того, как мы доберемся до порта.

– Ну хоть кто-то из нас соображает, – заметила Фура.

– Я пытаюсь смотреть на проблему с разных сторон, – продолжила я. – Мне не нравится мысль о том, что я больше не увижу миры. Это не жизнь, даже если сумеем остаться в живых. Мы ведь не собирались становиться изгоями, не так ли? И даже если согласимся с твоей идеей и продолжим вскрывать шарльеры, пока удача от нас не отвернется, нет никакой гарантии, что найденного хватит для дальнейшей жизни.

Прежде чем ответить, она помолчала, оглядывая нас по очереди, даже молчаливого Тиндуфа, который, казалось, был готов принять от судьбы любой жребий, при условии что это не разлучит его с драгоценным ионным излучателем.

– Если вы так настроены, – сказала она таким тоном, словно у нее вырывали зуб, – то я не встану поперек дороги. Но по крайней мере признайте, что было бы безумием лететь к нижним процессиям или к любому миру, где есть шанс столкнуться с другими кораблями и экипажами.

– Согласна. – Я окинула взглядом остальных и убедилась, что они не возражают. – Но есть миры на краю Собрания, такие же далекие места, где Боса должна была заниматься какой-то торговлей.

– А как насчет Тревенца-Рич? – живо спросила Страмбли, и ее большой глаз вспыхнул, как миниатюрная сверхновая. – Я не прочь поглядеть на Тревенцу, и там мы могли бы набрать новую команду, верно?

– Тревенца-Рич не годится, – сказала Фура с откровенным пренебрежением. – Я была там один раз, но с тех пор он, двигаясь по своей орбите, приблизился к Собранию. Этот мир очень густо населен, кишит шпионами и торговыми агентами, и там часто останавливаются экипажи, работающие в открытом космосе. А еще там коррупция. Видин Квиндар сумел туда попасть и увезти меня на Мазариль, воспользовавшись лишь клочком бумаги.

– Есть еще двадцать тысяч других обитаемых миров, – сказала я. – Не так уж трудно найти тот, который соответствует нашим требованиям.

– Если ты считаешь это пустяком, сестра, окажи мне услугу. – Тут на лице Фуры промелькнуло некое подобие осмотрительности. – Нет. Если вы все позволите, я загляну в «Книгу миров» и поработаю со Стеклянной Армиллой, подыщу несколько кандидатов. Вы же согласитесь, что я неплохо разбираюсь в мирах?

Никто не мог возразить ей на этот счет. Она обожала уткнуться носом в какой-нибудь том «Книги миров» с тех пор, как научилась читать, и все еще тосковала по прекрасным изданиям, которые видела в библиотеке Ракамора. Могла оттарабанить названия двухсот миров, прежде чем я доберусь до двадцатого.

– Значит, сама хочешь выбрать? – спросила я.

– Нет! Я просто дам варианты, которые, по моему мнению, заслуживают вашего рассмотрения, и окончательный выбор будет за вами и только за вами. Я приму коллективное решение, но это не значит, что я его одобрю. – Фура сложила руки на груди. – По-прежнему считаю, что это самоубийственный образ действий. Но я далека от того, чтобы препятствовать моей собственной команде.

Пять дней спустя я сидела в рубке наблюдения, когда Старое Солнце начало бормотать, будто тихонько жалуясь. Завертелись магнитные компасы, и бледное пламя – иногда сиреневое, иногда индиговое – побежало по распростертой на многие лиги паутине нашего такелажа, порой приплясывая по периметру далекого паруса, очерчивая прямоугольник или шестиугольник чистейшей беззвездной тьмы.

Я наблюдала за происходящим с одним лишь отстраненным беспокойством. Пламя двигалось с какой-то игривой враждебностью, которая показалась мне скорее милой, чем угрожающей. На самом деле, напомнила я себе, причин для волнения немного. Солнечная буря могла стать временной помехой для работы некоторых наших приборов и узлов, но она должна была здорово усилиться, чтобы нанести серьезный ущерб. Паладин был в безопасности: Сурт установила предохранители в его проводке, так что он не испытал бы перегрузки от скачка напряжения.

Для нормального корабля было разумно уменьшить разброс парусов, что представляло собой проблему в ситуации, когда механизм управления обездвижен штормом. Но наши паруса из ловчей ткани отдавали нас на милость иных ветров. Иногда потоки усиливались и ослабевали синхронно, однако чаще бурление стихий на поверхности Старого Солнца никак не влияло на перепады настроения невидимого ветра, который хлестал из его ядра. Пламя само по себе показывало, что конфигурация снастей не пострадала и паруса не испытывают чрезмерной нагрузки. Тиндуф на корабле должен был следить за тензометрическими датчиками, а Паладин – консультироваться с инерционными гироскопами и звездными индикаторами, убеждаясь, что мы не сбились с курса.

Во время вахты я смотрела в телескопы – обыскивала все небо, раз за разом возвращаясь к тому участку, где Сурт видела парусную вспышку. У меня на коленях лежал открытый журнал наблюдений, а еще книга, которую Фура показала мне в своей каюте, с загадочной схемой Теневых Заселений. Сестра охотно разрешила мне ее взять, и в промежутках между всматриванием в окуляры я позволяла зрению восстановиться, изучая книгу при свете красной лампы.

Меня тянуло к книге, как тянет почесать царапину или потрогать языком больной зуб. Это не означало, что я была убеждена, что в ней есть смысл, не говоря уже о какой-то огромной тревожащей истине, которая обращала в насмешку все, чему нас учили в детстве. Я скорее думала, что эта книга – плод стараний безумного или коварного человека, предназначенный сеять безумие и путаницу, а не выявлять скрытую истину. Мое намерение состояло в том, чтобы найти ошибку или ложь и вернуть книгу Фуре, гордясь тем, что я расправилась с этой дурацкой идеей о неизвестных Заселениях.

Но у меня не получалось. По крайней мере, не получилось сразу, и когда мой красный огонек погас, ослабленный бурей, я даже не представляла себе, откуда следует пуститься в путь.

Зазвонил интерком.

– Я обнаружил повышенную солнечную активность, – сказал Паладин. – Было бы лучше, мисс Адрана, если бы вы вернулись в главный корпус.

Конечно, шторм не может причинить большого вреда кораблю, но этот стеклянный пузырь куда хуже защитит живой организм по сравнению с пядями брони и тепловой изоляции. Я отметила в журнале конец дежурства, закрыла телескопы и с помощью гидравлического рычага вернула обзорную рубку в корпус – как будто вставила глазное яблоко в глазницу. И выбралась через узкую дверцу, прижимая к груди только дневник безумца.