Люди против нелюди - Николай Михайлович Коняев

ему, производил весьма неприятное впечатление. «Несуразный, развинченный весь, нервно подергивающееся лицо. Едва заметная крохотная остренькая бородка и черные квадратики на месте усов. Волосы кокетливо взбиты сбоку… В нужные моменты он подпускает слезу, порой доходит до истерики… Порой долго-долго молчит, закатывая глаза, прикрывая лоб рукою.

Порою, начиная говорить, Введенский и сам не контролировал того, что говорит. Погружался в транс. Не случайно выступления его даже и сейчас производят сильное и неприятное впечатление. Они все пропитаны болезненностью и жутью. Хотя и говорил Введенский о Христе, о православии, но трудно отделаться от ощущения, что он говорит о совершенно других силах…

Когда было прочитано заявление митрополита Вениамина, с Введенским, как свидетельствуют очевидцы, случилось что-то вроде сомнамбулического припадка. Глаза закатились, переставая различать окружающее, а на нервно подергивающемся лице появилась злобная усмешка.

Говорят, что люди, подобные Введенскому, обладают особой восприимчивостью к будущему… Чему же усмехался сейчас Александр Иванович? Быть может, он прозревал то, что произойдет в этом зале ровно через три месяца, когда его, Введенского, хлопотами усядутся здесь на скамье подсудимых священномученики митрополит Вениамин и архимандрит Сергий, Юрий Петрович Новицкий и Иван Михайлович Ковшаров? Когда целый месяц будут выпытывать судьи, обвинители, защитники малейшие подробности появления оглашенного нынче заявления митрополита, все нюансы его отношения к Александру Ивановичу Введенскому?

Неведомо, что прозревал протоиерей Введенский в тот вечер, но доподлинно известно, что именно здесь, где впервые было оглашено заявление владыки, и будет проходить процесс, осудивший священномученика на расстрел. Какое странное и зловещее совпадение! Только совпадение ли это?

Глава пятая

Вторая «публикация» заявления митрополита Вениамина состоялась в этот вечер, 6 марта 1922 года, на заседании правления Общества православных приходов. Здесь заявление огласил сам митрополит, а потом поделился своими впечатлениями от посещения Смольного и сказал, что «наступила новая полоса в жизни, когда можно будет активно приступить к тому, к чему он стремился»[25].

Трудно в простых и ясных словах достаточно сильно передать, что за человек был митрополит Вениамин, — вспоминал анонимный современник владыки. — Простое, кроткое лицо, тихий свет прекрасных голубых глаз, тихий голос, светлая улыбка, все освещавшая, полная таинственного веселия и вместе — постоянной грусти. Весь его облик так действовал на душу, что невозможно было сопротивляться его обаянию… Митрополит обладал выразительной, редкостной, абсолютной аполитичностью. Это не значило, что его не трогало все совершающееся кругом. Он беззаветно любил Родину, свой народ, но это не колебало его аполитичности. Все слабы, все грешны; большевики, совершающие так много зла, еще более слабы и грешны; их следует особенно пожалеть — так можно неполно выразить основное настроение владыки…[26]

Это замечательный и очень глубокий портрет… Митрополит был святым… Как святой, он и говорил, и действовал. Анализируя поступки владыки, некоторые исследователи забывают об этом обстоятельстве, стараются обойти те моменты, которые представляются им сомнительными.

Священномученику Вениамину подобное «вспомоществование» совершенно не нужно. Умалчивая же о сложностях, встававших перед ним, мы обкрадываем его…

И это не слабость, а сила и мудрость митрополита Вениамина, что он «жалел большевиков, совершавших так много зла». В этом и заключается величие святого… И нам ли осуждать владыку за радость, которой наполнилось его сердце, когда, как показалось ему, большевики сделали попытку свернуть с погибельного пути?

Юрий Петрович Новицкий тоже святой. Но он был не иерархом Церкви, а профессиональным юристом. Возглавляя правление Общества православных приходов, Юрий Петрович много сделал для легализации Православной Церкви в Петрограде, после того как Декретом 1918 года фактически она была поставлена вне закона.

И все же непосредственной ответственности за паству на нем не лежало. Поэтому-то его рассказ о том заседании правления более сдержан. Не забудем к тому же, что, рассказывая о заседании, состоявшемся 6 марта, Юрий Петрович уже знал, как сложатся события в будущем.

«В тот же день митрополит пришел на очередное заседание правления и сообщил, что он прочел в Смольном адресованное в Помгол заявление и что в Смольном постановлено, а ему обещано предоставить Петроградской Церкви возможность самой жертвовать, как помощь голодающим, церковными вещами при участии власти и под ее контролем. При этом было прочитано само письмо, с каковым я ознакомился впервые. Митрополит сообщил, что в самом близком будущем произойдет заседание комиссии в исполкоме, на которое он должен делегировать двух своих представителей. Первым митрополит назвал Аксенова, а также меня»[27].

На дополнительном допросе, 22 мая, Юрий Петрович повторит свои показания.

«Я категорически утверждаю, что обращение митрополита в Петроградский Помгол было принесено в одном экземпляре митрополитом и прочтено. На столе во время этого события никаких экземпляров не лежало. Правление их не размножало ни путем перепечатки, ни путем переписки и не распространяло… Митрополит решения и мнения правления не только не считал обязательными, но он не считал желательным следовать им»[28].

Понятно, что некоторая раздражительность, прорывающаяся в словах Новицкого, была вызвана попытками следователя Нестерова во что бы то ни стало обвинить правление в распространении заявления митрополита Вениамина. Но и некая досада на владыку тоже, несомненно, присутствует в словах Юрия Петровича. Видимо, была эта досада и во время самого правления 6 марта. Понять причину ее тем более важно, что в самом начале заседания Новицкий был настроен вполне спокойно. «Перед приходом митрополита он передал собравшимся благословение патриарха Тихона на общее положение относительно Приходского устава»[29].

Опять-таки мы уже говорили, что Юрий Петрович был человеком весьма сдержанным, и коли и он не сумел скрыть досаду, то это значит, что рассказ владыки весьма обеспокоил его. Новицкий, как известно, даже читал в Костроме курс лекций по советскому праву. Что это такое, он знал лучше других. В выработанном в Смольном решении содержались существенные противоречия декрету ВЦИК. Такого не могло быть! Но ведь и митрополит Вениамин тоже не мог обманывать… Значит, произошла по вине смольнинских чиновников чудовищная путаница, и поскольку решение не зафиксировано в документальной форме, служащие Смольного непременно откажутся от своих слов. Или же просто замышляется провокация… Юрий Петрович ясно понимал это и досадовал, что не может объяснить этого владыке.

В свое время Юрия Петровича Новицкого чрезвычайно занимали философско-правовые взаимосвязи «подвиг — преступление», «награда — кара»… Так получилось, что в весенние месяцы 1922 года ему выпало вернуться к этим проблемам уже не в теоретических изысканиях, а