Розы мая - Дот Хатчисон

– Неужели ты действительно думаешь, что, просмотрев это все двадцать раз, в двадцать первый увидишь что-то новое?

Вместо ответа Эддисон молча смотрит на папку в руках Хановериана.

– Ты прав, верно подметил. – Подержав папку еще секунду-другую, Вик закрывает ее и кладет на место. – Давай попробуем по-другому.

– В каком смысле?

– Есть вещи, которые мы принимаем как нечто само собой разумеющееся, потому что знаем – эти дела связаны. Уберем эту предвзятость. Итак. Обычный день, аналитик, работающий с ППНП[13], приносит нам эти папки и думает, что серийный убийца уже у нас в руках. – Вик выжидающе смотрит на Эддисона. Тот хмуро смотрит на него.

Хановериан вздыхает, берет папку с заметками и кладет рядом с собой на соседний стул.

– Знаю, тебе не по вкусу ролевые игры, но это полезный, эффективный инструмент. Сделай одолжение.

– Все эти дела подпадают под разную юрисдикцию, – говорит Эддисон, и его напарник кивает. – Каждый раз другой штат. Нет географического кластера. Нет явно выраженной зоны комфорта. Все жертвы в городах или вблизи них, а не в сельскохозяйственных районах, но на карте связать их нечем.

– Ладно. И что же их все-таки связывает?

– Возрастные кластеры. Все они попадают в четырехлетний диапазон – от четырнадцати до семнадцати. Все учатся в школе, все женщины. – Вик встает и, наклонившись над столом, кладет фотоснимки на каждую стопку. В большинстве своем это карточки из ежегодников, хотя есть и те, что сделаны по какому-то другому случаю. Случайные снимки могут рассказать о человеке больше, но постановочные лучше узнаваемы.

– Что еще?

Эддисон пытается притвориться, что не видел эти фотографии, что они не отпечатались у него на внутренней стороне век, что он не знает о них ничего.

– Они не подходят под один тип, – говорит он наконец. – Все молоды и объективно красивы, но цвет волос и кожи, расовая принадлежность – здесь представлен весь спектр. Что бы ни привлекало его в них как жертв, это не внешность. Или не только внешность.

– Копаем глубже.

– Я не ученый.

– Знаю. – Вик стучит пальцем по ярко-зеленой папке. – И знаю, что все это мы делали семь лет назад с Кирстен Ноулз. Кто-то еще связал эти дела, и мы приняли за истину некоторые вещи на том лишь основании, что нам их так представили. А что, если открытие чего-то по-настоящему нового означает обнаружение чего-то такого, о чем мы даже не догадываемся?

– Мне нужен еще кофе.

– Я принесу. А ты думай.

Вик выходит из конференц-зала, а Эддисон берет из папки Чави фотографию и ставит на стол, прислонив к пустой чашке. Это один из ее последних прижизненных снимков, сделанный за два дня до убийства. На двенадцатый день рождения Прии. У всех девочек и женщин, а также наиболее отзывчивых представителей сильного пола на головах красочные короны из проволоки и шелковых цветов, с которых ниспадают, завиваясь, пестрые ленточки. Прия – кожа да кости в свои двенадцать. Скачок роста у нее заканчивается; она вытянулась, но вес не набрала, а бедра и ребра уже с трудом вмещаются в платье. Но лицо с чересчур острыми чертами сияет от радости, а на груди сомкнуты руки обхватившей ее сзади сестры. Фотограф поймал момент движения – темные волосы развеваются, красные и синие пряди похожи на цветные ленточки. У Прии корона из белых роз, у Чави – из желтых хризантем, и длинные лепестки напоминают бахрому. На обеих яркие летние платья и открытые кофточки; обе босые.

Два дня спустя Чави умерла.

Такова версия Прии.

Вик возвращается и вручает ему чашку, на которой написано: Ты – мой супергерой. Шутка? Или Вик просто не обратил внимания? В кухоньке для кофе-брейков находят приют немало заблудших чашек.

Недостаток внимания, решает он, бросив взгляд на руку напарника.

Надпись на чашке у Хановериана гласит: Лучшая мама на свете. Под надписью – изображение куска швейцарского сыра.

– Причина смерти одна и та же в каждом случае, – говорит Эддисон, осторожно пробуя кофе. Крепкий, горький, определенно какая-то муть из микроволновки, но эффект дает мгновенный. – У всех перерезано горло. Разрез в большинстве случаев чистый, глубокий. Неровный, рваный – таких ран немного – скорее всего, указывает на высокий уровень ярости. Многочисленные медэксперты предполагают, что орудием убийства, по всей вероятности, служит охотничий нож. Угол раны меняется в зависимости от роста жертвы, но все указывает на нападение сзади, совершенное человеком, рост которого около шести футов. Направленность слева направо характеризует нападавшего как правшу.

– Пока мы не перешли к положению тел, что еще общего у всех нападений? В физическом плане.

– А вот здесь мы видим два различных профиля жертв. – Эддисон ищет глазами свои заметки, видит, что папка у напарника, и хмурится.

Вик качает головой и показывает чашкой на разложенные на столе файлы.

– Из шестнадцати… одна, две, четыре, семь… нет, восемь были изнасилованы и избиты. Степень побоев разнится. Одежда разорвана и либо оставлена на жертвах, либо брошена кучкой рядом. У других восьми следов сексуального насилия не обнаружено. Синяки на шее указывают на то, что они, возможно, были задушены до бессознательного состояния. Одежда аккуратно снята и сложена на некотором удалении от тел. Чтобы не запачкать? – Эддисон быстро просматривает соответствующие отчеты медэкспертов. – У этих восьми следы физических травм отсутствуют.

– А после смерти? Что он делал с телами?

– Здесь мы сталкиваемся с тем, что и послужило толчком для выдвижения предположения о связи этих преступлений. – Он достает из каждого файла фотографии, все еще чувствуя себя идиотом, выступающим в классе с презентацией, но раскладывает их перед Виктором. – Все жертвы найдены в церкви, даже те, которые не были религиозны или открыто исповедовали христианство. Сами церкви принадлежат различным конфессиям. В медицинских отчетах сказано, что жертв не перемещали. Уложены определенным образом – да, но убиты там, где их обнаружили.

Эддисон думает о белой баптистской церкви, где проходило прощание с Терезой, той ледяной вежливости, с которой Кобияшисы встретили агентов, и откровенной грубости, с которой они отнеслись к Блисс и Инаре.

Блисс огрызнулась, а вот Инара открыла гроб и положила несколько сложенных нотных партитур под скрещенные руки Терезы.

Брэндон проводит ладонью по волосам. Надо бы постричься, волосы отросли, и концы уже начали закручиваться.

– Все жертвы находились примерно в одной и той же части каждой церкви: между алтарем и скамьями. На всех жертвах или вокруг них лежали цветы, каждый раз другие.

– Откуда брались цветы?