Нефть, метель и другие веселые боги - Иван Шипнигов

Нина Васильевна вышла на родной с детства остановке – правда, поперестроили все вокруг, – доковыляла до подъезда, долго ждала лифта. Долго жала на кнопку звонка. Наконец открыла запыхавшаяся Настя:

– Нин Васильевна, вы что ж не предупредили! Я совсем не ждала вас… я бы…

Так. Не ждала. Спокойно, значит, живем. Как у себя дома.

Нина Васильевна молча прошла в комнату Насти, которая побольше. Там на столе горкой стояла только что вымытая посуда, блестело несколько запотевших бутылок. На диване сидели, спрятав руки между колен, двое худых юношей в очках. Таак.

– Настасья, – очень ласково спросила Нина Васильевна, – а Лена где?

– На работе еще, Нин Васильевна. А я вот… по раньше.

– Праздник какой у вас, что ли?

– Так ведь… диссертацию я дописала, Нин Васильевна. Отметить вот хотим.

«Врет ведь, все врет, – думала Нина Васильевна. – Хахалей-то если водить, какая там диссертация».

– Молодые люди, – самым приторным голосом, каким только можно, обратилась она к сидящим на диване, – а вы давно тут живете? У девочек?

Молодые люди вздрогнули и глубже спрятали руки между колен. На кухне, куда только что ушла Настя, упала и округло зазвенела по полу кастрюля.

– Да что ж вы за человек-то, Нина Васильевна! – примчалась Настя. – Никто у нас не живет! Гости! Гости у нас!!!

– А мы договаривались насчет гостей.

– Нет, мы не договаривались насчет гостей! – Настя ошпаренной кошкой метнулась к шкафу, вытащила договор. – Здесь что-нибудь написано насчет гостей?! Покажите!

– А это все равно. Мне женщины у подъезда сказали, что молодые люди у вас третий месяц живут.

– Это вздор! Это вздор и пошлое вранье!!! – по-книжному закричала аспирантка Настя. Молодые люди соскочили с дивана и жались друг к другу в углу возле шкафа. – В конце месяца. Нет, на следующей же неделе. Мы съезжаем отсюда, а вы, вы возвращаете нам остаток, ясно???

Нина Васильевна удовлетворенно направилась к двери, которая все это время оставалась открытой. Ну вот что за люди, а? А если попрут чего? Казенное добро у Нины Васильевны в квартире, что ли? Никуда они сами не съедут, а она их не станет выселять, знала Нина Васильевна: хоть и вздорные девицы, а лучше, чем с детьми или с животными, все чище. Но острастку дать надо, чтоб порядок помнили.

Еле добралась домой от усталости Нина Васильевна. Разогрела борщ, переоделась в домашний халат. Ой, батюшки, время, время! Включила телевизор: «Поле чудес»! Как раз успела. Только что представили игроков, и женщина, похожая на Прокофьевну, вручала Якубовичу положенные домашние закрутки. А мы-то когда на дачу поедем, ведь засохло все, поди? Или дочка с зятем так и проездят все лето по морям, а мы на зиму без ничего останемся? Загадали сложное, хоть и короткое: египетский фараон, обреченный вечно строить в одиночку свою пирамиду. Ну, это не для нас; как раз началась реклама, Нина Васильевна пошла на кухню поставить тесто на завтра, испечь пирожки. Когда вернулась, реклама уже кончилась, слово с одного раза отгадал какой-то очкарик, всю игру испортил. Что за слово, Нина Васильевна увидеть не успела. За окном издевательски громко шумела стройка: круглыми сутками строят! Все им мало, вот еще одна оранжево-белая жилая свечка. Понаедут менеджеры в розовых рубашках, заверещат сигнализации их катафалков, совсем жизни не станет. Нина Васильевна закрыла балкон, задернула шторы, неподвижно уселась на диван и, почти не моргая, стала смотреть передачу.

Утром опары на столе не оказалось. Нина Васильевна повертела в руках пустую чистую кастрюлю, поругала сама себя: вот пустая голова. Старость не радость! Шторы были раскрыты, в распахнутую балконную дверь лилось яростное июньское солнце, деловито тарахтела стройка. Нина Васильевна с удовольствием подышала еще прохладным воздухом, дверь оставила открытой: пусть. Сварила яичко, засобиралась на рынок за цветочной рассадой. На площадке встретила нового жильца, который снимал квартиру у эмигрантов: молодой, но уже начавший седеть брюнет, всегда здоровается, музыку не включает, женщин не водит. Странная личность, будто скрывает что.

Проторчала на рынке, потом сразу с порога пошла отчищать от унитаза засыпанную заранее порошком ржавчину. Уже вечерело; усталая Нина Васильевна зашла на кухню, твердо решив на этот раз не отвлекаться и все-таки поставить опару, и схватилась за дверную колоду, попятилась назад: на столе, жирно выдавившись из кастрюли, лежало тугое серое тесто. Позвонила Прокофьевне, та давай утешать: старые мы с тобой, Васильевна, память никудышная, ты выпей валокордину да и пеки свои пирожки. Поставила да забыла, чего пугаться-то? Кое-как успокоилась Нина Васильевна, напекла пирожков, открыла балконную дверь, высунула остужаться.

Неладное что-то началось с того дня. Моя посуду или возясь с цветочной рассадой, Нина Васильевна иногда вдруг слышала одной кожей что-то живое, воздушное, трепетное, чувствовала чей-то пустой внимательный взгляд на вдруг зачесавшихся плечах, терпела, тверже терла тарелки, глубже вкапывала нежные ростки, но не выдерживала и, обернувшись, видела – видела? померещилось? – остаток расплывчатой черной тени, метнувшейся в комнату. Пропадали мелкие вещи, сливалась из раковины вода, где замочена была пригоревшая сковородка, каждый день под другим углом смотрела на Нину Васильевну фотография мужа. Она зажигала свечи, брызгала на стены святой водой из припасенной бутылки, читала молитвы, смутно понимая, что это все не то. Квартира становилась как будто меньше и грязнее, хотя в чем именно заключались пугающие перемены, сказать было трудно.

Александра Прокофьевна посоветовала знакомую гадалку, которая якобы сможет прочистить ауру.

– Только вот… – замялся в телефонной трубке как будто незнакомый, слегка одеревеневший голос, – у меня тоже…

– Что? – воскликнула истомившаяся Нина Васильевна.

– Нет, ничего. Записывай номер.

Пришла гадалка, увешанная бусами, браслетами и перстнями, приседая и поминутно шикая на и без того затихшую Нину Васильевну, прошлась по комнатам. Потом поводила руками по воздуху, стукнула в туалете по вентиляционной решетке, сожгла вонючую травку.

– Домовой у вас шалит – вот оно что.

– Домовой?!

– Обидели, значит. Гости шумные были? Незнакомые? До утра сидели? Надолго уезжали? Тараканов дихлофосом травили?

– Да что вы такое… гости. Какие у меня гости!

– Ну, значит, словом недобрым или еще чем. Мириться надо.

– Как мириться? С кем? С девочками?

– С какими девочками? – Гадалка деловито порылась в сумке, достала какие-то разноцветные шнурки и пошла раскладывать их по углам. – С домовым мириться вам надо. Я вам обереги положу, а вы, на ночь или когда из дома уходите, обязательно еду оставляйте на столе.

Нина Васильевна отдала гадалке три тысячи рублей из заначки. В домового, конечно, она не верила, но все же, заперев за шарлатанкой дверь, поставила на стол тарелку со вчерашними макаронами и сосиской.