Агнес Грей - Энн Бронте

— Это я сказала только, чтобы подразнить вас! А теперь поговорим о бале. До него вы не должны никуда уезжать. Домой отправитесь после.

— Но почему? Я ведь на балу не буду.

— Да, конечно. Однако полюбуетесь комнатами во всем параде, послушаете издали музыку, а главное, увидите меня в моем чудесном новом платье. Я буду такой очаровательной, что совсем вас покорю. Нет, останьтесь, останьтесь!

— Мне очень хотелось бы посмотреть на вас, но у меня будет еще много случаев полюбоваться вами в не менее чудесных платьях перед множеством других балов и званых вечеров, а огорчить моих близких, отложив отъезд, я не могу.

— Ах, да забудьте вы ваших близких! Напишите, что мы вас не отпускаем.

— Но, по правде говоря, я и сама огорчусь. Я соскучилась по ним так же, как они по мне, а может быть, и больше.

— Так ведь задержитесь вы всего на несколько дней!

— Согласно моим вычислениям, почти на две недели. И мне даже подумать трудно, что Рождество я проведу не дома. Главное же — моя сестра выходит замуж.

— Неужели? А когда?

— Через месяц с небольшим. Но я хочу помочь ей с приготовлениями и побыть с ней, пока она нас еще не покинула.

— А почему вы раньше мне не сказали?

— Но я узнала об этом только сейчас. Из письма, которое вы объявили скучным и глупым и не дали мне дочесть.

— А за кого она выходит?

— За мистера Ричардсона, священника соседнего прихода.

— Он богат?

— Нет, только обеспечен.

— Он красив?

— Нет, только приятен.

— Молод?

— Нет. Среднего возраста.

— Помилуйте! Что за жених! А дом у него какой?

— Небольшой дом при церкви. Крыльцо увито плющом, старый сад и…

— Ах, перестаньте! Мне будет дурно. Как она все это вынесет?

— Думаю, она не только все это вынесет, но и будет очень счастлива. Вы ведь не спросили меня, какой мистер Ричардсон человек. Добрый ли, умный, с хорошим характером? И на все эти вопросы я ответила бы «да». Во всяком случае, так думает Мэри, и надеюсь, что она не ошибается.

— Но… бедняжка! Да как она даже подумать может, чтобы провести всю свою жизнь взаперти с гадким старикашкой и без всяких надежд на что-нибудь лучшее?

— Он вовсе не старикашка. Ему немногим больше тридцати пяти, а ей уже двадцать восемь, серьезна же она на все пятьдесят.

— О! Тогда, пожалуй… Они друг другу подходят. Только его ведь называют «почтенный пастырь»?

— Не знаю. Но если называют, думаю, он этого достоин.

— Какой ужас! И она будет носить белый передник? И печь пироги и пудинги?

— Про белый передник ничего сказать не могу, но пироги и пудинги иногда она печь будет. Хотя это навряд ли ее огорчит: она их уже много раз пекла!

— И она будет ходить по деревне в простенькой шали и огромной соломенной шляпе, угощая бедных прихожан духовными трактатами и бульоном из костей?

— Право, не знаю. Но, наверное, она постарается помогать им, подкрепляя и душу и тело, как всегда делает наша мама.

— Ну, мисс Грей, — приветствовала меня мисс Мэррей, едва я, сняв верхнее платье, спустилась в классную комнату в первый раз после месяца, проведенного дома. — Закройте поскорее дверь, садитесь, и я расскажу вам про бал.

— Нет, черт подери! — закричала мисс Матильда. — Придержи язык, а? Дай я расскажу ей про мою новую кобылку. Такое чудо, мисс Грей. Самых чистых кровей…

— Да замолчи же, Матильда! Не перебивай.

— Вот уж нет, Розали. Ты ведь никогда не кончишь. И первой рассказывать ей буду я, разрази меня гром на этом месте.

— Мне грустно слышать, мисс Матильда, что вы все еще не избавились от этой скверной привычки.

— Я же не виновата. Но я не скажу ни единого плохого слова, если только вы будете слушать меня и велите Розали, чтобы она придержала свой проклятущий язык.

Розали заспорила, и я уж подумала, что они разорвут меня пополам, но голос у мисс Матильды был громче, а потому ее сестрица в конце концов нехотя уступила ей первенство, и я была обречена выслушать длиннейшее описание чудесной кобылы, ее статей, родословной, аллюров, выносливости, норова и так далее. А также узнать, с какой изумительной сноровкой и смелостью сама мисс Матильда скачет на ней — ворота из пяти жердей она берет «одним махом», а папа сказал, что возьмет ее на следующую же лисью травлю, и мама уже заказала для нее алую-преалую охотничью амазонку!

— Ах, Матильда, как ты сочиняешь! — воскликнула ее сестра.

— Ну и что? — ничуть не смутившись, ответила та. — Я ведь знаю, что возьму забор из пяти жердей одним махом, если захочу, а папа возьмет меня на травлю, и мама закажет амазонку, если я только попрошу.

— Ну, а теперь достаточно, — сказала мисс Мэррей. — И постарайся, милочка Матильда, вести себя благовоспитаннее. Мисс Грей, ну скажите ей, чтобы она не употребляла таких ужасных слов. Она же называет свою лошадь кобылой! Это невыносимо! А какие невозможные выражения она употребляет, когда описывает ее! Набралась от конюхов, не иначе. Я готова в обморок упасть, стоит ей открыть рот.

— Набралась я их от папы, дура, и от его друзей охотников, — ответила юная барышня, щелкнув хлыстом, с которым не расставалась. — А в лошадиных статях я разбираюсь не хуже их.

— Ну, довольно, гадкая девчонка! Я правда лишусь чувств, если ты не замолчишь. А теперь, мисс Грей, слушайте меня. Я расскажу вам про бал. Вы ведь умираете от желания поскорее все про него узнать, я знаю! Ах, какой это был бал! Ничего ему подобного вы не видели, не слышали, не читали и во сне вам не снилось! Как были украшены комнаты! А танцы, ужин, музыка! Нет, это неописуемо. А гости! Два графа, три баронета и пять титулованных дам! И множество еще всяких дам и джентльменов. Разумеется, дамы меня не интересовали, хотя и помогли мне оценить себя — такие уродливые и неуклюжие почти все они были. А мама сказала, что даже самые лучшие, даже признанные красавицы среди них ни в какое сравнение со мной не шли. Ну, а я, мисс Грей… Ах, как жалко, что вы меня не видели! Я была обворожительна, верно, Матильда?

— Серединка на половинку.

— Ничего подобного! Во всяком случае, так мама сказала. И Браун. И Уильямсон. Браун сказала, что все джентльмены, как только меня увидят, так сразу по уши влюбятся. Значит, мне позволительно быть чуточку тщеславной. Я знаю, вы считаете меня возмутительной, самодовольной, пустоголовой. Но, право же, я не приписываю все только своим чарам, но отдаю должное и парикмахеру, и моему восхитительному платью — завтра я вам его покажу: белый газ на розовом атласном чехле и такой прелестный фасон! И ожерелье с браслетом из дивных крупных жемчужин.