Волк и семеро козлов - Владимир Колычев

Парень промолчал под насмешливые взгляды конвойных, но когда стриг Ролана, нарочно до крови расцарапал машинкой ему лысину. Хорошо еще, что не задел тонкий слой кожи, прикрывавший платиновую пластину в голове.

Следственный изолятор был построен и оборудован в классическом стиле: здесь не было закрытых лестничных шахт, все переходы с этажа на этаж открытые, железные, гремящие, на каждом шагу – решетчатые шлюзы и защитные металлические сетки. Ролана вели по переходу нижнего этажа, и, посматривая наверх, он видел надзирателей, наблюдающих за камерами. А еще он заметил баландера в белом халате, слышал, как тот катит свою тележку, как открываются кормушки в дверях камер. Время еще раннее, в изоляторе только завтрак. Но у него что-то не было аппетита. Ролана подташнивало и даже знобило: похоже, поднялась температура.

Санчасть занимала свободное пространство в дальнем конце первого этажа тюремного блока. Палаты, ординаторская, процедурная – все это хозяйство представляло собой решетчатые клетки, один ряд которых отделялся от другого узким переходом с прозрачными, но крепкими перемычками. Правда, ординаторская от посторонних взглядов была защищена гипсокартонными плитами – и Ролану вскоре стало ясно, почему. Врачом была женщина, причем довольно-таки симпатичная. Было в ней что-то грубое, вульгарное, но если это и влияло на ее сексуальную привлекательность, то только усиливало ее. Ролан сутки как с воли, он еще не успел забыть вкус самой желанной женщины на свете, и то заметил, что врач, а если точнее, фельдшер довольно-таки хороша собой. Чего уж тогда говорить о заключенных, давно уже не видевших живую женщину…

Ей было уже лет за тридцать, пышная грудь, крутые бедра; халат на ней чуть-чуть не доставал до колен, но когда она села, осматривая Ролану руку, полы задрались, и полное, тугое бедро в ажурной сетке чулка открылось наполовину. Тут не только изголодавшийся арестант слюну пустит, и даже не сразу заметит бейджик на кармане халата: «Евдокимова Изольда Германовна. Фельдшер».

Достоинства этой женщины Ролан оценил со знаком «плюс», но весь интерес к ней остался где-то глубоко в нем. Одно дело любить Аврору, но еще большее счастье – обладать ею. Она была его женщиной, он здесь ради нее, и засорять светлые мысли о ней посторонними скабрезными помыслами совсем не хотелось.

– Как у тебя все запущено, – покачала головой Изольда Германовна.

Пышным задом она заерзала на круглом стуле, устраиваясь поудобнее, и полы ее халата задрались еще выше. Ролан усмехнулся про себя. Возможно, эта женщина получала тайное удовольствие от того, что дразнила заключенных своей недоступностью. А может, и не тайное. А может, и доступностью…

– Шов почему не наложили? – Рассматривая рану, она так близко подалась вперед, что едва не коснулась грудью его локтя.

Едва, но не коснулась. А может, она ждала, что Ролан сам подвинет локоть вперед?

– А надо?

– Поздно уже. Загноилось все… Температура есть?

– Кажется, есть небольшая…

– Ладно, с температурой потом разберемся. А сейчас потерпеть придется. Обезболивания у нас, извини, нет.

– А сто граммов? Можно без огурчика.

Изольда Германовна внимательно посмотрела на него, будто выискивая в его глазах похотливый блеск, но ничего такого не нашла. И это, похоже, слегка ее расстроило. А может, и не слегка…

– А девять граммов не хочешь? В свинцовом эквиваленте.

– А куда обращаться?

– К моему заму по анестезиологии. Он сейчас на вышке дежурит, с автоматом…

Шутка получилась грубой, нескладной, Ролан ответил на нее жалким подобием вежливой улыбки. И эта его реакция на черный юмор ей не очень понравилась. Может, поэтому рану она обрабатывала долго и очень больно. Хорошо, что повязку наложила плотную. И еще царапины на голове каким-то раствором обработала.

– Я так понимаю, баню и санитарную обработку ты еще не проходил, – заметила она, недовольно, но с интересом глядя на него.

– Сказали, что у вас душ есть.

– Сказали… А если это мой личный душ?

К ясновидцам Ролан себя не причислял, но ему вдруг показалось, что он знает, какого ответа она ждала на свой провокационный вопрос. Возможно, ей нравилось только то, что заключенные заигрывают с ней; скорее всего, за черту флирта она никому заходить не позволяла. Так это или нет, но ей явно хотелось, чтобы Ролан проникся к ней похотливым интересом. И насчет душа он должен был грубо сострить – дескать, если это собственность Изольды Германовны, то помыться в нем он мог бы под ее личным присмотром. Она бы, конечно, его отбрила, но самого в душ пустила бы. И настроение у нее улучшилось бы от его пусть и грубого, но заигрывания.

Но Ролан скромно промолчал в ожидании ее решения.

– Ладно, душ примешь, – разочарованно посмотрела на него женщина. – Только руку не мочи, перевязывать больше не буду. Десять минут у тебя на все…

– Мне бы одежду постирать.

– Ага, счас! На прожарку твоя одежда пойдет…

Ролан промолчал, закусив губу. Он знал, что бывает с вещами после прожарки. Белье, джинсы, рубаха и куртка у него из натурального хлопка, синтетики там нет, поэтому материал не очень пострадает, но пластмассовые пуговицы расплавятся, и «молния» на куртке перестанет застегиваться. Да и грязь на вещах так и останется.

– Белье получишь, пижаму. А вот палату белокаменную тебе не обещаю.

Изольда Германовна выжидающе смотрела на него. Она явно ждала слов, которые могла бы расценить как комплимент, но Ролан лишь пожал плечами. Он никак не выказывал своего к ней интереса, и ее это злило.

Душевая комната находилась в конце решетчатого коридора, туда его проводил рослый дородный санитар из обслуги. Таких заключенных называют козлами, а этого типа с таким незавидным титулом Ролан возвел бы в квадрат или даже в куб. Он не просто прислуживал в санчасти, но и выполнял здесь роль надзирателя, ключом-вездеходом вскрывая переборки-шлюзы. Видно, ему здесь очень доверяли. К счастью, скурвленный санитар не пытался ставить Ролана лицом к стене, когда открывал решетчатые двери.

Душ находился за дверью, а то Ролан всерьез опасался, что мыться придется на виду у всех. Однако тамбур оказался за непрозрачной стеной, и следующие за ним два помещения были закрыты кирпичной перегородкой. Одна дверь оказалась запертой на замок, другой не было вообще; в проеме виднелась сырая, в грязных разводах стена, темный заплесневелый угол под потолком, ржавая изогнутая труба без лейки. Вентили давно проржавели, пол был скользким. Вряд ли Изольда Германовна пользовалась этим убожеством; наверняка ее душевая кабинка находилась за соседней запертой дверью, но посторонним туда вход запрещен. А ведь она могла бы его туда впустить, если бы он проявил свой к ней интерес. Но уж лучше мыться в грязной каморке под холодной водой…

Ролан был почти уверен в том, что вода в душе окажется холодной. И он не ошибся. Одна труба была теплой, но кран, ее перекрывавший, не имел вентиля, а с помощью пальцев его открыть было невозможно. И вертушка с исправного холодного крана никак не снималась.