Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения: события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни - Тереза Браун

В палате нас дожидается Рэнди, тоже не так давно пришедший к нам работать медбратом. Парней часто зовут, когда нужно кого-то перевезти, а Рэнди работал раньше фельдшером «Скорой», значит, у него большой опыт в переноске людей.

– Я встану с другой стороны кровати вместе с тобой, Сьюзи, – говорит он. – Тереза, хватай его ноги.

Мы занимаем свои позиции. Пациент не выглядит таким уж тяжелым, однако человеческое тело бывает обманчивым на вид.

– Не могла бы ты захватить трубку капельницы и убрать ее с дороги? – говорю я санитарке, готовой приподнять пациента со своей стороны каталки. Она поднимает пластиковые трубки и кладет пациенту на грудь.

– Он еще совсем «в отключке», так что помочь нам не сможет, – говорит Сьюзи. – Итак, раз, два, три!

Мы беремся за пациента каждый со своей стороны, передвигаем его вправо и аккуратно перекладываем в кровать. Все прошло довольно гладко. Он ненадолго открывает глаза, которые тут же закрываются.

– Отлично! – говорит Рэнди. Он смотрит на больного, который продолжает сладко спать. – Господи, что они ему там дали?

Сьюзи задумчиво щурит глаза, после чего вспоминает: «Обезболивающее с сохранением сознания, однако вчера ночью он толком не спал – ему вводили тромбоциты, и инфузионный насос всю ночь пищал. Он был очень уставшим». Рэнди отрывисто кивает. Это все объясняет.

– Справитесь без меня? – Я смотрю на Сьюзи и санитарку и протискиваюсь между каталкой и кроватью, чтобы поднять перила. Меньше всего нам нужно, чтобы он свалился на пол.

– Ага. Спасибо! – благодарит меня Сьюзи.

– Уберу-ка я отсюда каталку, – сообщает Рэнди и толкает ее в коридор, где снимает с нее грязное белье.

Я изучаю карту пациента в его палате.

– Отнесу это на сестринский пост, – бросаю я Сьюзи перед уходом.

Когда иду по коридору, то мысленно успокаиваю себя по поводу Шейлы. Ей дадут лекарство, чтобы замедлить свертывание крови, после чего мы сделаем необходимые анализы крови и снимок живота. Это довольно стандартные методы диагностики – никакой дедуктивной работы в духе Шерлока Холмса, однако, с другой стороны, современный медицинский уход по большей части и состоит из подобных рутинных процедур. Умные, трудолюбивые люди собирают необходимые данные, размышляют, насколько им это позволяет время, после чего приступают к действию. Времени у нас обычно в обрез.

Раньше я всегда старалась звонить домой утром, пока дети не ушли в школу. Мне нравилось слышать их тоненькие нежные голоса, представлять, как в суматохе им собирается обед, как загружаются учебниками с тетрадками и закрываются на молнию рюкзаки. Им обычно нечего мне сказать, но мне хотелось дать им знать, что я о них думаю. Мне это казалось важным.

Как ни странно, как только я набралась опыта, я перестала звонить домой по утрам. Поразмыслив над этим, я была вынуждена признать, что мне гораздо проще без этих звонков. Когда я звоню домой, то меня переполняют мысли о доме, о семье, а подобным эмоциям на моей работе не место. Это пациентам, а не персоналу, позволяется быть эмоциональными и непредсказуемыми – во всяком случае, так должно быть в идеале. На работе я должна все держать под контролем, так что я без особой на то необходимости теперь звонков домой не делаю. Итак, я ставлю медкарту пациента Сьюзи в специальную круговую стойку на сестринском посту, но один из наших соцработников тут же вынимает ее обратно.

– Этот твой пациент? – с надеждой в голосе спрашивает она.

– Нет – Сьюзи, дальше по коридору, – показываю я рукой. Многие берут на себя выполнение всяких мелких обязанностей, и это хорошо, потому что наши тяжелобольные нуждаются в том, чтобы за ними присматривало много людей.

Отвечающая за Шейлу интерн разговаривает по телефону, и мне ее хорошо слышно. «С Чардашем было все в порядке? Ох, слава богу. Просто проблема с кислородом?» С состоянием Шейлы мы так все еще и не разобрались окончательно, однако я испытываю облегчение от того, что Чардаша, пациента, про которого я никогда не слышала и ровным счетом ничего не знала, спасли от надвигавшейся беды, в чем бы она ни заключалась.

– Команда быстрого реагирования, – раздается по системе громкого оповещения, и я, затаив дыхание, жду, чтобы узнать, куда их вызывают. «В медицинскую онкологию».

Черт! На наш этаж? В какую палату?

– Это сюда! Это мистер Кинг! – слышу я крик Норы. Она сидит за компьютером рядом со мной.

Быстрым шагом я подхожу к ней и вижу так же быстро идущую к нам Сьюзи, а за ней Рэнди. Нора уже зашла с каталкой в палату, и я мельком вижу мистера Кинга – пациента, которого большинство из нас знает вот уже больше двух лет, – лежащего в своей кровати без движения. Сейчас изо рта у него вниз по подбородку стекает прямо на грудь тонкой струйкой кровь.

Я перевожу свой взгляд на то, что прямо передо мной: портативный дефибриллятор, лежащий на кровати рядом с мистером Кингом. Хватаю небольшой пластиковый инструмент, которым мы измеряем степень насыщения крови кислородом, и вставляю в него палец мистера Кинга.

– Что у него с пульсом и кислородом? – спрашиваю Нору.

– Ждем. – Высчитывая уровень насыщения кислорода, аппарат регистрирует горизонтальную линию. «Семьдесят пять процентов».

– Я достаю кислородную маску с клапаном, – доносится голос Рэнди.

Накладывая манжету манометра на его руку, чтобы измерить давление, я слышу, как Сьюзи спрашивает:

– Что с ним случилось?

– Понятия не имею, – отвечает Нора. – Я обнаружила его в таком состоянии, когда зашла в палату. Держи, можешь заполнять. – Она подсовывает Сьюзи планшет с бланками:

– Записывай сюда все, что с ним происходит.

У Сьюзи округляются глаза, однако она послушно берет планшет и открывает свою ручку.

Внезапно палата наполняется людьми: тут и врач с медсестрами из интенсивной терапии, и специалист по респираторной терапии, а также анестезиолог. Бригада быстрого реагирования на месте.

С этим врачом из интенсивной терапии – его зовут Мэтт – мы друзья. Мы с ним ровесники, однако он выглядит как утративший вкус к жизни, но при этом чертовски умен, а за его суровым видом скрывается неиссякаемый колодец эмпатии. Он стоит по другую сторону кровати, и наши взгляды ненадолго встречаются. Затем, стараясь перекричать шумиху, он громким голосом спрашивает:

– Что с этим пациентом? Кто его медсестра?

Нора хорошо понимает, какая информация нужна в таких случаях врачам. Она выдает сведения так проворно, словно заранее все вызубрила:

– Больше ста дней после СНР пересадки, у пациента РТПХ легких, а также грибковая пневмония с увеличенной потребностью в кислороде. В сознании и хорошо соображает с редкими эпизодами дезориентации, привязан к кровати из-за слабости. Зашла в палату сегодня утром и увидела его… В таком состоянии, никак не реагирующим. Насыщение О2 семьдесят пять процентов, так что мы надели на него кислородную маску с клапаном, – она показывает рукой на дыхательный аппарат, покрывающий рот и нос мистера Кинга.