Не теряй головы. Зеленый - цвет опасности - Кристианна Брэнд

Вновь нахлынул страх. Что, если убийца на самом деле мужчина? Убил полицейского и теперь нарочно выманивает ее к окну, заставляет посмотреть смерти в глаза. Сейчас вскарабкается по стене и схватит Фрэн за горло! Или набросит ей на шею веревку и стащит на землю…

В глаза ударил яркий свет, и тут же на смену ему снова пришла мягкая чернота.

– Все в порядке. Спасибо, мисс! – раздался тот же голос. – На всякий случай надо проверить, правда? Спите спокойно, мисс! Я тут караулю.

– Спокойной ночи! – Фрэн отошла от окна и немедленно выглянула опять. – Вы не очень замерзли? Мне совестно, что из-за меня всем столько хлопот!

Окно закрыто, шторы задернуты. Почему-то совсем нелегко еще раз пересечь комнату и забраться в кровать.

– Никогда больше не буду смотреть свысока на не очень храбрых людей, – пообещала себе Фрэн.

Она заставила себя выйти из-за укрытия штор, проскочила мимо бледного призрака в зеркале и, как подстреленный кролик, нырнула в тепло и безопасность постели. Долго еще сидела, прижавшись к подушкам и обхватив дрожащими руками обтянутые шелком и кружевами плечи, пока наконец утихло сердцебиение.

Шторы теперь висели неподвижно. Углы комнаты скрывались в густой тени, но это была с детства знакомая тень – еще с тех времен, когда в комнате стояли две детские кроватки, а бабушка с Пеном приходили поцеловать на ночь Фрэн и Венис, после чего отправлялись заниматься чем-то великим и таинственным, под названием «ужин», происходившим до самой полуночи… Наверное, Пен тогда был еще молод, хотя им с сестрой казался ужасно старым. Был еще жив отец Пенрока – зловещий старик. Даже его ласковые заигрывания их пугали.

Фрэн так и задремала, привалившись к пухлым белым подушкам. Руки постепенно разжались и соскользнули на одеяло. Мягкая темная прядь упала на лицо; Фрэн пошевелилась во сне, стараясь ее стряхнуть.

Дверца шкафа начала медленно открываться.

Инспектор Кокрилл, выйдя на террасу, бодро потер лицо ладонями и потянулся – после недолгого отдыха на «удобном диване» Пенрока у него ломило все тело. Вдруг он застыл в изумлении при виде констебля Трута, который мчался к нему галопом через лужайку с идиотски разинутым ртом, молотя руками ни в чем не повинный воздух.

– Добрались до нее, сэр! Вот черти… Добрались!

– До кого добрались? Да что ж за дьявол…

Инспектор бросился бегом.

Она сидела в круглой беседке возле железной дороги, прислонившись к дощатой стене в странной одеревенелой позе. Руки нелепо свисали по бокам, а голова, отделенная от туловища, криво сидела на обрубке шеи, примотанная ярким вязаным шарфом. Инспектор ни за что не узнал бы чудовищное оскаленное лицо, багровое и опухшее, но ему чуть не стало дурно от неистового облегчения: вместо мягкой темной волны кудрей он увидел жесткие, коротко остриженные каштановые волосы, издали похожие на шапочку. Фрэн была невредима. Убили Пайпу Ле Мэй.

Инспектор, вздрогнув, провел рукой по глазам и посмотрел еще раз. Рядом сопел констебль, кусая ногти. Наконец инспектор сказал:

– Ну что ж. Она мертва.

– Так точно, сэр. – Трут вытер пальцы о форменные брюки.

– Надо немедленно вызвать врача и снять с нее шарф. Но мы и так знаем, что там увидим. Трут, оставайтесь здесь. Я вам пришлю кого-нибудь на смену.

Две стены беседки были сплошными, а две другие – решетчатыми, из тонких деревянных планок, чтобы свободно пропускать свет и воздух. У решетки намело сугроб восемнадцать дюймов глубиной. На полу беседки подсыхали одна-две небольшие лужицы – возможно, это натекло с облепленных снегом ботинок. Других следов не было. Вокруг расстилался заснеженный склон – вверху стоял Пиджинсфорд-хаус, внизу протекал ручей. В мозгу инспектора шевельнулось воспоминание детства. Смутно замаячило перед ним бесполое лицо учителя, пахнуло мелом и классной доской, и сам он вновь стал маленьким мальчиком, который бубнит наизусть:

Был тих над Линденом закат,

И чистый снег еще не смят[2]…

Чистый снег. Еще не смят. Не смят?!

Четкая цепочка следов показывала, как Трут спустился с террасы, прошелся наискосок через лужайку, вдруг ускорил шаги, потом остановился и бегом кинулся назад, к дому. Параллельно шла двойная цепочка отпечатков – там, где Кокрилл и Трут бежали вместе вниз по склону. Больше никаких отметин. Инспектор, осторожно ступая, обошел кругом беседки. Осмотрелся: до железнодорожной линии слева тридцать ярдов, до речушки – пятнадцать, а по ту сторону дороги и вовсе никаких следов. Ровная белая поверхность, сколько хватает глаз. И чистый снег еще не смят… Инспектор медленно пошел к дому, разглядывая свои следы и следы констебля.

На площадке лестницы, у двери в комнату Фрэн сидел полицейский. По знаку инспектора он спустился вниз.

– Докладывайте, – вполголоса велел Кокрилл.

– Никаких происшествий, сэр. Ночью молодая леди кричала. Песик заснул в шкафу, а потом, видать, проснулся, и она увидела, как открывается дверца. Мистер Пенрок вышел из своей комнаты. Мы вместе заглянули к молодой леди, успокоили ее. Больше никто никуда не выходил.

– Да ну? – мрачно отозвался инспектор, сворачивая первую на сегодня самокрутку.

Отправив полицейского дежурить дальше, он вышел на террасу.

– Были ночью какие-нибудь происшествия?

– Никаких, сэр. Мисс Харт подходила закрыть окно. Я ее окликнул на всякий случай. У нее все было в порядке. А больше ничего, сэр.

– Да ну? – повторил инспектор с жуткой улыбкой. – Ладно, возьмите машину и поезжайте в деревню. Позвоните в Торрингтон, пусть немедленно пришлют врача… Если старик все еще в отъезде, сойдет и молодой Ньюсом. И еще пускай пришлют мастера, починить этот чертов телефон!

Кокрилл прошел в библиотеку, включил электрокамин и присел рядом на корточки, потирая замерзшие руки.

Обитатели дома еще спали, а на всех этажах уже кишели полицейские. Кокрилл стоял среди толчеи, сгорбившись в своем вечном пальто и шляпе набекрень. Он размахивал руками, отдавая приказы, и вертел бесконечные самокрутки.

Явился молодой доктор Ньюсом – все его так звали, чтобы отличать от его отца, старого доктора Ньюсома. Высокий, пригожий юноша с золотистой шевелюрой напускал на себя высокоученый вид, но сквозь эту личину прорывалась бесхитростная радость бытия. Серия убийств в Пиджинсфорде интересовала его чрезвычайно, однако он только небрежно бросил, протягивая зловещий с виду сверток:

– Вот шарф, который вы просили. Я его завернул, чтобы не пачкался. Голова в самом деле была отрезана.

– Сразу видно, по тому, как ее криво приставили. Орудие назвать можете?

Доктору ужасно не хотелось сознаваться в своем неведении. Он взял у Кокрилла из рук сигарету, прикурил и только тогда ответил: