Молчи о нас - Элла Савицкая

– Дамир, ты на что-то разозлился? С той минуты как пришел, сам на себя не похож, – продолжает допрашивать, без стеснения вонзая в меня испытывающий взгляд, – обычно улыбаешься мне. Шутишь. А сегодня даже не смотришь. Я что-то сделала не так?

Не так, Маш. Ты все делаешь не так. И глазами на меня смотришь не теми. И ждешь не того. И одеваешься не так. Напялила чертов купальник. Мне и шорт твоих с головой хватает, а тут…

– Все так, Маш, устал сегодня просто, – отворачиваюсь к окну.

– Правда?

– Правда.

Не верит. Пилит своими голубыми, как безоблачное небо, глазами и не верит. Чувствую ее взгляд кожей, но упрямо не смотрю в лицо. Пусть идет обратно, а я выдохну хотя бы, потому что рядом с ней чувствую себя натянутой на тетиве стрелой, которая вот-вот выстрелит. Но это была бы не Маша, если бы она так сделала. Похоже, уходить она не то, что не собирается. Она делает наоборот.

Тянется к окну, чтобы открыть его сильнее, а повязанное на груди полотенце ослабляется и с тихим шлепком падает на пол. Меня словно молнией прошибает до самого нутра. Застываю, вколачиваясь глазами в две ямочки над резинкой красных трусов. Запрещаю себе рассматривать, но внимание игнорируя требования разума, цепкими лапами ползет по круглым колечкам позвоночника прямо вверх к тонкой тесьме, завязанной бантиком. Почти осознаю как это было бы, если бы я сейчас потянул за один конец, распуская завязки и освобождая девичью грудь. Во рту пересыхает как при невыносимой жажде. Немного стихший ураган закручивается с новой силой.

Маша выпрямляется, поворачиваясь ко мне передом и прямо как я замирает в каких-то паре сантиметров. Вероятно, мой взгляд голодного животного о чем-то говорит ей, потому что грудная клетка, обтянутая красный купальником, начинает учащенно подниматься. Пространство между нами тает, рассеиваясь подобно туману и застилая все вокруг, оставив только нас двоих. Этот туман дурманит, качает, проникает под кожу. Зрачки в синих как небо глазах расширяются, и я четко различаю в них свое бешеное отражение. В мозгах плывет, меня почти накрывает. Она чертов магнит, к которому тянет прикоснуться, сжать, сдавить в руках.

– Прикройся, Маша, – вместо этого хриплю тихо, но отчетливо.

Маша вздрагивает.

– Дамир, – блестящие губы шевелятся, но я не позволяю ей сломать себя окончательно, потому что тогда мы сломаемся оба.

Наклоняюсь и сгребаю с пола полотенце. Вталкиваю его ей в руки.

– Прикройся! А еще лучше переоденься. Купаться ты сегодня вряд ли уже будешь.

Не знаю чего я ждал, что обидится или сбежит. Черт его знает как поступают хорошие маленькие девочки. Любой вариант устроил бы, потому что чем дольше она находится рядом, тем хуже. Маша же гордо задирает подбородок.

– Я еще не накупалась. – Разворачивается и так и не прикрывшись идет в сторону выхода.

Выдыхаю и резко тушу сигарету в пепельнице. Зараза такая. Закрыть бы ее в комнате, чтобы на глаза не попадалась.

Минут через десять я возвращаюсь на задний двор. Наши все уже сидят в бассейне. Рядом с Машей Рома, что-то втирает ей и то и дело косится ниже уровня воды.

Какая мне разница? Никакой! Только вытащить ее оттуда охота и заставить одеться.

– Дамир, давай к нам. Вода нагрелась. Не парилка конечно, но сойдет, – приглашающе машет Иван, – и бутылку захвати.

– Бутылку я тебе и так подам, – беру коньяк и подношу компании.

– А сам?

– Я пас.

– Почему?

Чтобы не утопить никого ненароком.

– Должен же кто-то тебе бутылку подать, когда еще раз понадобится.

Иван смеется, я же возвращаюсь к столу. Наливаю себе очередную рюмку и опрокидываю ее махом. Кошусь в сторону Маши. Девчонка говорит с Ромой, улыбается, а потом на меня взгляд переводит. Смотрит прямо в глаза. Не высокомерно, без затаенной обиды. Просто ввинчивается своими голубыми океанами и топит. Топит, перекрывая кислород и заставляя понимать, что процесс захлебывания запущен. Если я еще хотя бы немного пробуду рядом с ней, выдержка лопнет. Треснет по швам и разлетится к чертовой матери, осколками задевая всех вокруг, включая ее мать и отца.

Прищуриваюсь, смотря в лицо, красной тряпкой маячившее последние дни. Внутренности скручивает, со скрипом распирая ребра.

Пора домой, Дамир. Загостился ты!

Затягиваюсь едким дымом, уткнувшись глазами в асфальт перед домом. Застолье закончилось час назад, и все разошлись по комнатам, только спать все равно не выходит. Решил выйти покурить на крыльцо и собрать в кучу мысли. Последнее получается плохо. После выпитого коньяка в голове туман. Поэтому пить я не люблю. Всегда стараюсь оставаться с ясным сознанием, но сегодня как-то не вышло. Нет, больше нормы я не выпил. Даже Михалыча с надравшимся Ромой сумел до дома проводить и Ивану помочь подняться наверх, чтобы кубарем по ступеням не скатился. Но из-за коньяка мысли, которые стараюсь игнорировать усерднее всего, наоборот настырнее лезут в голову. Машка в ее купальнике, разговоры с Ромой, то, как он помогал ей из бассейна выбраться и как она от него сбежала за стол ко мне. Уселась рядом молча, лишь бы ему места не было. Терлась об меня своими плечами, электричеством шараша от близости.

Резку выдыхаю белое облако в воздух.

Домой точно пора. Нельзя позволить этому развиться дальше. Дальше – значит сложнее, а мне сложности ни к чему.

Дверь позади с тихим скрипом открывается, и я уже даже не глядя могу со стопроцентной уверенностью сказать кто это. Не оборачиваюсь. Илона с Иваном спят давно. Кроме нее некому.

– Не спишь? – раздается мелодичным голосом, подтверждая мои догадки, а через секунду Маша опускается рядом со мной на ступеньки.

Что за девчонка, а? Я ее игнорирую, а она как специально испытывает мое терпение. Это как посадить голодного зверя на цепь, и в каком-то полуметре от него положить кусок сочного мяса. Рано или поздно он сорвется и сожрет его до последнего куска.

– Как видишь.

– Мне тоже не спится.

– И ты решила составить мне компанию? В телефоне покопаться не интереснее?

– Нет. Захотела с тобой.

Сжимаю челюсти, поворачивая наконец голову на дочку Ивана. Сегодня она без вчерашних стрелок. Не тронутое косметикой лицо выглядит даже еще соблазнительнее. Маша кажется такой юной, что я чувствую себя извращенцем. Но двадцать лет это уже не восемнадцать. И ее возраст очень хорошо виден в области груди, обтянутой белым топом, под которым ничего нет. Только тугие вершинки, натягивающие ткань. Злость на нее рождается откуда-то из глубины. Знает же как выглядит. Или нет? Маша может и не знать, что меня ломает только от одного взгляда на ее вздернутую грудь, тонкую шею, губы закрытые.

– Зачем, Маша? – спрашиваю в лоб. Пусть бы засмущалась и в комнату вернулась.