Улыбнись, малышка - Эдриан Маршалл

— Господи, Кэролайн, начес уже давно вышел из моды, — хмыкнул Майлс, делая глоток кофе, которым мисс Пейн скрасила тягостные минуты его ожидания. — Тебе и правда не хватает визажиста, который бы тебя, уж прости за слово, подотесал.

— По-твоему, я неотесанная? — пробурчала я. — Что ж, пусть будет так. Меня вполне устраивает мое отражение в зеркале.

— Я не хотел тебя обидеть. Всего лишь попытался дать дельный совет.

— Я всю жизнь обходилась без подобных советов. И сейчас, поверь, обойдусь, — буркнула я и тут же вспомнила, что неплохо было бы извиниться перед Майлсом за то, что оказалась такой негостеприимной хозяйкой и проснулась только после его прихода. Но момент был безвозвратно потерян, а у Майлса появился шанс попрекнуть меня моим негостеприимным поведением.

Он тотчас же им воспользовался:

— Я, конечно, знал, что у писателей утро начинается днем, но никогда не думал, что с утра они просыпаются в таком ужасном настроении.

— Мистер Камп, может быть, вам сделать сандвич с телятиной? — вмешалась Дженевра, которая все это время наблюдала за нашей перебранкой и словно ждала паузы, чтобы вмешаться и не дать нам наговорить друг другу гадостей.

Майлс отрицательно покачал головой.

— Спасибо, мисс Пейн, вы очень добры. Но, к несчастью, всякий раз, когда я встречаюсь со своей дорогой кузиной, у меня пропадает аппетит.

— Ты не одинок, — сухо ответила я. — Я тоже не буду завтракать, мисс Пейн. Если вас не затруднит, сварите, пожалуйста, еще кофе. Мы будем в библиотеке.

Если бы моя старушка ничего не сказала по поводу нашей с Майлсом синхронной потери аппетита, это была бы не Дженевра Пейн. На нас с Майлсом немедленно высыпалась гневная тирада о том, какой непоправимый вред наносит человеку отсутствие завтрака. Затем в нас обязались впихнуть не только сандвичи, но и оладьи с яблочным джемом, после чего нас наконец отпустили в библиотеку, где я, наверное, впервые за всю свою жизнь услышала искренний, неподдельный и воистину гомерический хохот своего кузена.

— Где ты ее нашла? — сквозь смех спросил Майлс. — Она давно у тебя служит? Вот это да! В жизни бы не подумал, что тебя может осадить собственная домработница.

— Очень смешно, дорогой кузен. — Если честно, я и сама с трудом сдерживалась, чтобы не засмеяться. — Если бы ты знал, как в наше время сложно найти хорошую домработницу, ты бы так не смеялся. Я познакомилась с мисс Пейн в полицейском участке. В тот же день, что и с детективом Соммерсом.

— Где-где?! — окончательно развеселился кузен. — Знаешь, Кэрол, я, кажется, начинаю открывать тебя с другой стороны. Нанять домработницу в полицейском участке! Ну это ж надо…

— Я тоже не знала, что ты умеешь смеяться. И все же давай займемся делом, — урезонила я его. — Ты захватил с собой свое творение?

Майлс кивнул, пытаясь потушить последние искорки смеха.

— Да. Я даже распечатал, чтоб тебе было проще читать.

— Чтобы мне было проще читать, я, пожалуй, закурю. Я взяла со стола пачку сигарет и тут же, глядя на возмущенное лицо Майлса, вспомнила, что он терпеть не может табачный дым. — Нет, — простонала я. — Только не это. Даже не думай. Я не могу работать без сигареты. Категорически не могу…

— А я не могу вдыхать эту гадость, — покачал головой Майлс.

— А я могу открыть окно. Я готова даже замерзнуть…

— А в окно весь дым не выйдет. Я все равно его буду чувствовать.

— А я буду выдыхать дым в твою сторону.

— Ты что, хочешь сделать меня пассивным курильщиком? — обреченно поинтересовался Майлс.

— Господи, а что будет, если ты женишься на курящей женщине? — спросила я, отчаявшись придумать более остроумный аргумент.

— Я никогда не женюсь на курящей женщине. Целоваться с курящей женщиной — это ужасно.

— Наверное, так же ужасно, как работать без сигарет. Для меня это топливо. Как по-твоему, машина поедет без бензина?

— Хорошенькое сравнение, — усмехнулся Майлс. — Хорошо хоть, что ты не пьешь. «Майлс, я не могу работать без пяти — десяти стаканчиков виски», — передразнил он меня. — Как по-твоему, мельница сможет крутиться без воды?

Я не на шутку рассердилась. Наш «творческий союз» легко мог бы развалиться, если бы в дверях не возникла Дженевра с ее примирительными сандвичами, оладьями с яблочным джемом и двумя чашками дымящегося кофе.

Увидев эти яства, аккуратно расставленные на блестящем подносе, учуяв ароматы, щекотавшие нос и будоражившие воображение, мы с Майлсом позабыли о былых раздорах и вспомнили, что нам и правда неплохо было бы перекусить: ему пообедать, а мне позавтракать.

После восхитительной еды и чудесного кофе мы с моим дорогим кузеном — хвала вездесущей мисс Пейн! — пришли наконец к компромиссу. Я устроилась неподалеку от открытого окна и накинула на плечи шаль, чтобы не замерзнуть, а Майлс уселся подальше от источника дыма и принялся рассматривать мои книги, в беспорядке валявшиеся на столе.

Меня позабавило то, что мы оба как бы узнаем друг друга заново: он листал написанное мной, а я читала то, что написано им. Мы оба уже не были столь критичны и столь горячи, как это было еще совсем недавно, на похоронах бабушки Агаты. Теперь мы пытались, если так можно выразиться, посмотреть друг на друга более объективно, основываясь на своем недавно сделанном открытии: не все так просто, как кажется со стороны.

Роман, который Майлс бросил, едва начав писать, показался мне каким-то пустым, надуманным, высосанным из пальца. Я проглядела схематично набросанный синопсис, в котором пока еще не было главного злодея, то есть убийцы, и внимательно прочитала начало первой главы. Персонажи говорили так высокопарно, словно автор произведения пытался вложить в уста современных людей цитаты из античных трагедий.

Впрочем, меня не мог не обнадежить тот факт, что чувство слога и стиля у Майлса все-таки присутствовало. Остальное поправимо, решила я, дочитав рукопись.

К этому времени Майлс уже добрался до второй главы «Полдника людоеда», и я мысленно возблагодарила Господа за то, что ему попалась на глаза именно эта книга.

— Я закончила, — улыбнулась я, глядя на увлеченного чтением Майлса.

Он поднял на меня глаза, в которых читалось разочарованное «как, уже?», и я не могла не порадоваться этому взгляду. Если бы книга не понравилась Майлсу, выражение его лица было бы совершенно другим. Но он заинтересовался «Полдником», и этот взгляд я истолковала как наивысшую похвалу.

— И каков же вердикт? — Майлс отложил книгу. Весь его вид изображал небрежность, но я хорошо знала, что на самом деле Майлс ужасно переживает и в глубине души — как самый настоящий критик — дико боится критики в свой адрес. И мне доводилось испытывать те же чувства, пускай и при других обстоятельствах. Поэтому я не стала оттягивать неизбежное, не сделала театральной паузы после многозначительного «в общем и целом…» и решила начать с хорошего, а потом уже поговорить о плохом.