Начало - Анастасия Заворотнюк

Позже, когда меня спрашивали: «А многое ли изменилось в вашей жизни?» – я отвечала: «Ничего не изменилось». Потому что у меня очень долго не было времени, чтобы осознать эти перемены. Я как открыла дверь на студию – и все. С этого момента прошлое осталось позади, а здесь началась совершенно другая жизнь. И точно так же как маленький ребенок не осознает, что он родился, так и я – я еще в процессе нахожусь. Это очень похоже на второе рождение.

Итак, меня увидели – отлично! Контракт еще не подписан, но есть надежда, а это уже многое. Я начала знакомиться с Викой Прудковской. И вот тут в ее реплике увидела слово «шо». Написано не «что», а «шо». Думаю: «Шо тут не так?», надо бы уточнить. Спрашиваю:

– Послушайте, а здесь должен быть какой-то акцент?

И только тогда мне раскрыли величайшую тайну культового ситкома «The Nanny». Актриса Фрэн Дрешер играла няню по имени Фрэн Файн. Одна еврейка из Бронкса играла другую еврейку из Бронкса. Актриса вкладывала в свою роль весь опыт своей культурной среды. У Фрэн-няни (не у актрисы, конечно) был еврейский акцент, она говорила с прононсом. Когда Дрешер придумала этот ход, вся съемочная группа возмущалась: «Что она делает? Зачем гнусавит? Это ужасно!», но сериал пошел, в няню с ее прононсом влюбилась вся Америка. И возмущение коллег мгновенно улетучилось.

Я, естественно, предложила:

– А давайте, я тоже буду говорить с акцентом!

Американцы из Sony Pictures пожали плечами:

– Настя, вы должны понять, мы же не слышим ваших акцентов.

Но я стала им объяснять:

– Понимаете, украинский акцент – он очень яркий, звучный, и собственно говоря, он уже и есть характер.

– Ну, хорошо, попробуйте, мы послушаем.

Я какую-то обычную фразу сказала – вроде «Да шо вы говорите такоэ?!» Буква «г» раскатисто, по-украински. Голос стал чуть выше, посыл – ярче. Фраза зазвенела. Потом я стала болтать на суржике, добавив оптимизма на вдохе. И пошла такая живость, беспечность. Конечно же, американцы это сразу услышали. И еще я им объяснила, как воспринимается, скажем, москвичами, девушка-провинциалка, приехавшая с юга, из Украины, и в целом – слой людей, которые приехали завоевывать столицу. Здесь можно провести параллель с акцентом иммигрантов из третьих стран для Америки. В общем, вот так я поиграла с акцентом и тут же наметился нрав няни Вики.

Новорожденная Вика страшно понравилась американцам, понравилась Александру Завьяловичу Акопову – он президент компании «Амедиа», все-таки американцы американцами, а его мнение очень многое значило. Затем пришел Александр Ефимович Роднянский, руководитель телеканала СТС, и тоже одобрил мою кандидатуру. Именно он ставит фильмы в эфир, поэтому без его согласия было не обойтись.

Но здесь начались проблемы: история с «Няней», которая произошла в Sony Pictures, повторилась и в Москве с удивительной точностью. Моя Вика стала вызывать раздражение команды. Почти все актеры были утверждены на роли много месяцев назад. Смолкин, Жигунов. Дети – Ирочка, Катя и Павлик. Олю Прокофьеву утверждали, но она должна была играть в проекте абсолютно иначе: ее персонаж первоначально ближе к американскому аналогу – совсем закрытая женщина. Но Оля сделала эту роль гораздо интереснее.

У нас, видимо, так принято: когда приходит новый человек, новая актриса, она должна быть скромной. Тихо начинать, аккуратненько. Но поскольку уже сама роль была боевой и яркой, она в принципе не могла предполагать спокойной игры и какого-то постепенного внедрения. Из-за этого на репетициях я казалась коллегам очень неудобной партнершей. «Что это ты так резко, шумно?! Потише давай!» Недовольство масс сразу же отметили американцы. Меня поразила их реакция. Они попросили всех выйти и провели со мной беседу:

– Ты не в коем случае не должна никого слушать! Ни в коем случае не должна быть тише! Играй на полную катушку, в полную силу, громче, сильнее, ярче! Мы это будем только приветствовать.

И они просто стали стеной вокруг меня, не позволяя никому делать замечания по рисунку роли. Но неприятная ситуация на этом не исчерпала себя: конфликт развивался, многие были возмущены моей игрой, а Жигунов сказал:

– Мы потеряем сериал из-за Заворотнюк.

Короче, «Вы мне поначалу ужасно не понравились!», как в «Иронии судьбы».

Как только начались съемки, коллеги ходили и просили, чтобы меня сняли с роли. «Вы ошиблись, взяли совершенно не ту актрису, она все погубит, она кричит, она разговаривает как Горбачев!» А американцы отшучивались: «Сергею, наверное, обидно, что сериал не называется „Мой прекрасный папа“, но тут ничего не поделаешь, главной должна стать героиня, а не герой».

И вот, насколько Вику Прудковскую сразу принял Максим Шаталин, настолько исполнительницу роли сразу не принял Жигунов. Вокруг Заворотнюк образовалась целая коалиция противников с ним во главе. Он умудрился подбить даже драматургов, которые переделывали американский текст. И был еще один драматург – Щедринский. Он настолько невзлюбил меня, что даже не здоровался. Во время съемок пилотной серии, он стоял рядом с режиссером, буквально в метре от меня, и когда я произносила свой монолог довольно громко ругался: «Нет, ну это полное г..! Кошмар! Бездарность!» Конечно, он говорил это режиссеру, но он прекрасно знал, что я все слышу. А у меня огромный монолог, реактивная скорость произношения, я и без реплик Щедринского предельно наэлектризована. И меня уже трясет, причем до такой степени, что я уже ни играть, ни даже разговаривать не могу.

Щедринский специально для меня переписал сценарий, заменив Мариуполь на Крыжополь. Я ничего против жителей этого города не имею, но когда ты перед камерой произносишь «Я крыжополка» или «крыжоплинка», ты прекрасно понимаешь, что тебя просто унижают.

В какой-то момент, чтобы погасить назревающий конфликт, Александр Завьялович Акопов просто пришел на площадку, демонстративно сел напротив меня, посадил всю группу, мы стали играть, а он хохотал громче всех. Хохотал заливисто, искренне. Американцы, само собой, тоже видели неладное.

Лично я неконфликтный человек. С коллегами стараюсь избегать любых столкновений, настолько, насколько смогу. А когда не могу, все равно избегаю. Если чувствую, что меня хотят задеть – ухожу. Физически исчезаю. А если нельзя исчезнуть – максимально закрываюсь от этого человека. Отворачиваюсь и не смотрю в эту сторону. Чтобы себя не ранить. А если уж обидели, то надо дать понять – в обиду себя не дам, палец в рот мне не клади, могу откусить. Но мне устроили такую войну, что я взвилась, как-то раз остановила съемки и сказала:

– Я прошу вас, отойдите вглубь на двадцать метров и материте меня, сколько вам будет угодно!

В итоге на следующий день руководители проекта созвали срочное совещание, где присутствовали и господа драматурги, и американские сопродюсеры, которые репетировали с нами, и режиссеры. Актеров не пригласили, но я знала, что позиция коллектива известна. Ее озвучивали драматурги. И Александр Завьялович спросил:

– Скажите, дорогие мои, кто считает, что у нас нет няни?