Девочка в стекле - Джеффри Форд

— Ну, по крайней мере, теперь Паркс ее не найдет. Так значит, ты видел девушку?

— Да, — сказал я, и в моем голосе, видимо, послышались необычные нотки, потому что всю остальную дорогу до дома Антоний напевал себе под нос «Танцы в темноте».[33]

Шелл ждал нас в гостиной. Он обвел меня один раз взглядом, чуть задержался на пятнах грязи, украшавших брюки и рубашку, на порванном воротнике, отметил отсутствие одного ботинка. Никаких вопросов он не задавал, только поднял правую бровь.

Я знал, что он ждет объяснений, и с радостью рассказал бы ему обо всем, но Антоний заставил меня поклясться, что я буду нем как рыба. Пробормотав: «Мне нужно переодеться», — я быстро вышел из комнаты — пусть силач сам разбирается. Остановившись перед своей спальней, я прислушался — интересно, какие извинения он изобретет.

— Я думал, вы едете за сигаретами, — сказал Шелл.

— Понимаешь, босс, — начал Антоний и надолго замолчал. Я почти что слышал, как медленно ворочаются шестеренки в его громадной голове. — Я и в самом деле купил сигареты, но малыш попросил меня отпустить его на часик, чтобы он мог встретиться с той девицей, что мы видели у Паркса пару недель назад.

— И что же он с ней делал — дрался на кулачках?

— Ну ты же понимаешь. Первое свидание.

— Ты прекрасно знаешь, что наши правила запрещают знакомство с клиентами.

— Босс, она же мексиканка. Я думал, для него это будет хорошо.

— Почему он мне сам не сказал?

— Ты же отец. Ни один сын не рассказывает отцу о таких вещах.

Прошло какое-то время, потом раздался голос Шелла:

— Видать, она из несговорчивых.

— А несговорчивые самые сладкие, — отозвался Антоний.

Шелл, видимо, знал, что я подслушиваю из коридора, потому что позвал меня. Я приковылял в гостиную — все еще в одном правом ботинке. Шелл указал мне на стул напротив себя. Антоний сидел на диване, уперев локти в колени и сцепив пальцы.

Шелл поставил стакан с вином на кофейный столик.

— Джентльмены, у нас с вами намечается дело, — объявил он.

Я решил, что за этим последует лекция, но он только сказал, что звонил Барнс, который жаждет нас увидеть.

— Когда? — спросил я.

— Завтра утром. Ровно в десять. Думаю, мы должны появиться в полном составе. Так что, Антоний, облачись в свою шоферскую форму. Диего, ты выступаешь в роли свами, но в данном случае говорить буду только я.

— Полиции удалось что-нибудь найти? — поинтересовался я.

— Барнс пока молчит, — сказал Шелл. — Завтра после встречи он обещал сообщить подробности — если, конечно, мы сумеем его убедить.

— Мне очень не хочется об этом говорить, — заметил Антоний, — но девочка, вероятно, мертва.

— Почему ты так думаешь? — спросил я.

— Если только Барнс не сообщит нам, что это уже было сделано, за нее уже давно было пора потребовать выкуп, — сказал Шелл. — Если кто-то ее похитил, для этого должны были быть какие-то основания. Обычно такими основаниями бывают деньги, особенно если речь идет о таких людях, как Барнс.

— Могли быть и другие основания, — возразил я: уж очень мне не хотелось думать, что девочка мертва.

— Вряд ли, — сказал Антоний.

— К тому же, — добавил Шелл, — тут может быть замешан кто-то, кто ее знал. Просто по логике. Так что завтра смотреть в оба. Прислуга, жена — никто не может быть вне подозрения. Даже сам Барнс.

— Ну, разберемся, — сказал Антоний.

— Уж меня-то на шармачка не возьмешь — я в загробные миры слабо верю, — произнес Шелл. — Эта девочка в стекле, когда смотрела на меня, словно вызов мне бросала — разгадай, мол, меня.

Антоний встал и сообщил, что идет спать. Покидая гостиную и при этом обходя стул Шелла сзади, он повернулся и, улыбнувшись, подмигнул мне. Он меня продал с потрохами, утаив то, что ездили-то мы забирать его шляпу, и меня рассказанная им история слегка расстроила, но надо было отдать Антонию должное — мошенник он был первоклассный.

Я тоже встал, но не успела моя задница оторваться от стула, как Шелл велел:

— Сядь.

Я сел.

— Ты сегодня ездил встречаться с Исабель?

— Да.

— Парксу об этом известно?

— Нет, мы встречались на берегу.

Шелл помолчал немного, словно взвешивая эту информацию. Когда он наконец заговорил, по его тону я понял, что его слова не в ладу с его мыслями.

— Делай, что считаешь нужным, только помни: Паркс ничего не должен узнать.

— Понятно.

— Одна ошибка — и мы можем лишиться нашего бизнеса.

Я кивнул и встал, собираясь уходить. Когда я проходил мимо Шелла, он ухватил меня за руку:

— Она тебе нравится?

— Очень.

— Хорошо, — прошептал он, закрыл глаза и просидел так несколько секунд, держа мою руку, а потом отпустил меня.

Гарольд Барнс намного больше походил на Тедди Рузвельта,[34]чем я — на индийского свами: щеточка усов, косящие глаза за круглыми очками, зубы, словно клавиши пианино, коренастое сложение, черный костюм. Но вот что касается личных качеств, тут он мало чем напоминал Несгибаемого Всадника.[35]Потеря дочери, судя по всему, стала для него тяжелым ударом. Лицо Барнса было пепельно-серым, и ходил он, тяжело шаркая, словно со дня исчезновения дочери не спал ни минуты. Другой человек, возможно, впал бы в исступление, исполнился бы гнева, но Барнс оставался кротким, как овечка, и говорил так тихо, что мне приходилось напрягаться, — иначе было не расслышать слов.

Пройдя по роскошному коридору огромного особняка, мы оказались в солярии на первом этаже западного крыла. Барнс сел за стол, мы с Шеллом расположились в мягких креслах лицом к нему. В саду, из которого похитили дочь Барнса, солнце ласкало последние розовые бутоны.

Шелл представил меня. Когда он рассказывал о моей родословной клиентам, неизменно наступал момент, когда я сидел, затаив дыхание, и ждал признаков того, что они наконец купились на наше вранье. Я понимал, что многие из них рассматривают меня как некий экзотический, хотя и не очень приятный аксессуар Шелла, нечто вроде змеи Морти. Но Барнс проявил искренний интерес ко мне и, казалось, был рад тому, что частичка Востока поместилась в уголке его дома.