Доктор Красавчик - Елена Сокол

Я оборачиваюсь.

Мне почему-то до жути приятно, что он запомнил моё имя и даже отчество.

Мой взгляд невольно скользит по его сильным рукам. Не обнаружив кольца на его безымянном пальце, я ощущаю удовлетворение, но тут же одёргиваю себя — ты же беременна. «Полагаешь, такому красавчику будет интересна пузатая деваха с урологическими проблемами?» Даже будь её моча трижды прозрачной — очень вряд ли.

— А завтра я загляну к вам с утра. — Снимая перчатки, задумчиво сообщает Красавин и поднимается со стула.

Воспользовавшись тем, что он идёт к двери, я поправляю слежавшиеся волосы.

— Завтра… ваша смена? — В горле у меня пересыхает.

— Завтра — да. — Кивает он.

— А сегодня… — Честно говоря, из-за боли я потеряла счёт дням и часам.

— Сегодня — нет, но у меня… были здесь дела. — Говорит Вадим Георгиевич, застывая в дверях.

Снова эти морщинки в уголках глаз. Мелкие, едва различимые. Стало быть, он улыбается. Для меня.

— Спасибо, что зашли. — Возвращаю ему подаренную улыбку.

— Не за что. — Отвечает он твёрдо, но ласково. — Скажу, чтобы к вам зашли, дали болеутоляющее.

Мы смотрим друг на друга.

Мне не хочется, чтобы он уходил. Красавин — единственное светлое пятно во мраке больничных будней, к тому же, мы с ним будто не договорили. Эта встреча прошла слишком быстро, будто вихрь. Я знаю, что, как только за ним закроется дверь, я буду восстанавливать в памяти каждое слово, буду смаковать его на языке, улыбаться, краснеть и снова прокручивать в голове картинки этого короткого свидания.

— Ах, да. — Вадим Георгиевич будто вспоминает что-то важное. — Чуть не забыл.

— Что? — У меня загораются глаза.

— К вам приходил какой-то мужчина. — Тон его голоса слегка меняется. — Но часы посещений закончились, поэтому я попросил зайти его завтра.

— Мужчина?.. — Сипло переспрашиваю я.

Кто бы это мог быть?

— Да. — Кивает доктор. — До завтра, Алиса Александровна, выздоравливайте. — И покидает палату.

«У меня нет никакого мужчины!» — хочется крикнуть мне, но уже некому, да и незачем. Дверь закрывается, а в тело возвращается тупая, ноющая боль. Я на неё не реагирую.

В воздухе всё ещё стоит, сотканный из благородности, запах его парфюма: колючий и горький аромат лимона, пронзительно яркий, но нежный бергамот, ласкающий и утонченный сандал и наделенная стилем и теплотой герань.

Я тяну носом шлейф и ощущаю на языке лёгкий привкус мускуса — необъяснимый аромат: чистое мужское тело, кора дерева, специи, притягательная мягкая сладость. Этот мужчина пахнет силой, и его запах дурманит.

«Выздоравливайте», — стучит эхом в висках. — «До завтра».

— До завтра. — Одними губами повторяю я.

— Что у нас с Кукушкиной? — Я задаю этот вопрос, не отрывая взгляда от компьютера.

— А что с ней? — Сгребает со стола бумаги в охапку Люда. — Вы разве на утреннем обходе у нее самой не интересовались?

Кажется, или я слышу ехидство в её голосе?

— Меня интересует, есть ли подвижки в её состоянии. — Сухо подчёркиваю я, повернувшись к ординатору. — Разве в твои обязанности не входит контроль самочувствия пациентов?

Невелина меняется в лице. Девушка бледнеет и чуть ли не роняет на пол истории болезней — едва успевает подхватить их в последний момент и прижать к груди. Похоже, мой голос звучит строже, чем я предполагал.

— Д-да, простите, просто я…

— Пациентка беременна, — напоминаю я, — поэтому мы отвечаем сразу за две жизни, надеюсь, это не так трудно понять.

— Конечно. — Сглатывает Люда.

И я тут же прикусываю язык — нужно было с ней полегче, совсем девчонка ещё.

— Я не могу делать ей УЗИ дважды в день, поэтому прошу только одного — контроля за её состоянием. — Прочищаю горло и добавляю: — Ровно, как и за каждым пациентом в этом отделении, так что докладывайте каждые два-три часа.

— Хорошо. — Испуганно кивает Невелина.

По её поджатым губам видно — злится.

А для меня подобный тон разговора — лишний способ напомнить ей о субординации. Уж слишком часто ординатор стала забывать о том, что я — её старший коллега и наставник. Все эти взгляды, улыбки, «случайные» прикосновения, ревности на пустом месте уже порядком надоели.

— Вот и замечательно. — Говорю я, вставая с кресла.

Теперь она смотрит на меня снизу вверх и кажется совсем крохотной. Ненавижу этот момент, но так уж распорядилась природа — я смотрю на людей свысока, сам того не желая.

Беру папку, поправляю ворот форменной рубахи и выхожу в коридор, оставив девушку в ординаторской наедине с её обидой. Было бы глупо делать вид, что ничего не происходит, и что ничего не замечаю, поэтому этим разговором я провожу между нами жирную черту и обозначаю, так сказать, границы.

Проходя мимо палаты Кукушкиной, я зачем-то притормаживаю. Стараюсь ступать тихо, чтобы она не обернулась на звук моих шагов.

Мне определенно интересна эта пациентка, но я не понимаю чем именно. И дело тут явно не в медицинских аспектах, а скорее в её беспомощности и растерянности — мне инстинктивно хочется помочь, защитить, успокоить.

Это не говорит о том, что я не сочувствую другим своим пациентам, мне хочется помочь всем, но в этом случае мной движет что-то другое, и я пока не осознаю что.

В приоткрытую дверь видно, что Алиса Александровна лежит в постели. Книга, которую ей передал утром кто-то из близких, так и лежит не тронутая. Ещё бы, трудно сосредоточиться на чтении, когда тебя круглосуточно изматывают сильнейшие боли.

Сколько она здесь уже? Третий день? И всё это время камень не движется, а болевой синдром не отступает. Мне очень хочется облегчить её страдания, поэтому я ощущаю чувство вины за собственную беспомощность на данном этапе.

Утром, во время обхода, Кукушкина казалась такой беззащитной, что мне захотелось положить руку на её плечо. Хорошо, что я вовремя удержал себя от этого шага. Тем более, был не один — с коллегами, и вряд ли бы они поняли такое моё проявление чувств.

Я отхожу от двери и двигаюсь дальше по коридору, к своему кабинету. Мои мысли продолжают вертеться вокруг этой пациентки. Нам с ней совсем не по пути: она молода, успешна и скоро станет мамой, а значит, у неё есть мужчина. Какие бы отношения их не связывали, вмешиваться я не имею права. Да и нужно ли мне это? Что я, вообще, хочу от этой Кукушкиной? Почему думаю о ней всё время?

Нет. Как бы ни вышло, ей стоит держаться подальше от такого, как я. У неё своя жизнь, своё светлое будущее. Связь с человеком с таким багажом, как у меня, вряд ли сулит для неё хоть что-то хорошее. Нужно выбросить эти мысли подальше и желательно поскорей.