Долгое прощание с близким незнакомцем - Алексей Николаевич Уманский

забудут, кроме нескольких самых преданных почитателей; и постоянное — навсегда, разве что с несколькими недолгими появлениями. Для исчезновения навсегда годилась только эмиграция, внешняя либо внутренняя.

С внешней все было ясно. Притворяться евреем для выезда в Израиль, или становиться диссидентом, чтобы тебя выслали на Запад, скорее всего после отсидки, в обмен на какого-нибудь шпиона, или притвориться сугубо лояльным писателем, чтобы выехать в составе писательской делегации за рубеж, а там сделать финт ушами и попросить политического убежища, заработав право на жизнь в свободной среде, — все это для мне не подходило ни с технической стороны, ни по существу.

Значит, речь могла идти только о другой эмиграции — внутренней. А что это такое? Это выезд в такие края в собственной стране, которые, во-первых, нравятся тебе, как никакие другие; и, во-вторых, где твое общение с людьми может быть сведено к минимуму или даже к нулю.

Такие места, благодаря экспедиционной работе и встречам с понимающими людьми, мне были известны. Но одно дело знать, что в таких местах маловероятно столкновение с нежелательными лицами, и совсем другое — рассчитать, как сам ты в таких местах сможешь устойчиво, долго и в целом безбедно существовать. Никогда не мешает помнить те редкие свободные от вранья или насилия над здравым смыслом слова из вдалбливаемого нам со школьной скамьи учения Маркса-Энгельса-Ленина: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». А ведь задача как раз и заключается в том, чтобы найти опровержение этой истины. В нашем случае «общество» — это государство, которое первейшей обязанностью считает монопольную власть на всей огромной территории и контроль над тем, чтобы все живущие на ней люди были подданными, то есть обязанными власти не только податями, но самим животом. Мне же требовалось прямо противоположное — полная независимость.

В организованном властями режиме тотального контроля были, разумеется, незначительные прорехи. Прорехи объяснялись масштабом страны. Как бы ни была крепка и надежна сеть, разделяющая территорию СССР на разрешенные и запрещенные для посещения места, в ней время от времени что-то бывало не в порядке: то требовался ремонт, на который в данный момент не оказывалось средств, то отсутствовал штатный страж из госбезопасности, а у гражданского лица, которому страж перепоручал свои охранные функции, могли найтись собственные и потому более важные дела. Надо признать, комитет госбезопасности перестарался — закрыл собственным гражданам почти треть территории страны, объявив их пограничными зонами. Сюда попадали земли, отстоящие на сотни и иногда даже на тысячи километров от государственных границ. Все основные территории золотодобычи, алмазодобычи, весь Север (чем дальше к востоку, тем более широкой полосой), весь Дальний Восток, почти вся южная граница. Только на западе полоса пограничной зоны была более или менее узкой, в пределах нескольких десятков километров.

Но даже имея конкретные представления о наличии прорех, успешно решить задачу исчезновения в закрытую зону (поскольку меня интересовал только Северо-Восток) было достаточно сложно, и вся операция требовала ювелирный проработки. Власти контролировали все сколько-нибудь доступные рядовым гражданам пути коммуникаций. Все железнодорожные станции (правда, там, куда я хотел бы попасть, до сих пор нет ни одной), все населенные пункты на автотрассах, все воздушные, морские и речные порты снабжены достаточным числом контрольных постов и сторонних осведомителей, чтобы ни один чужак (просто новый человек) не смог бы ни появиться там незаметно для властей, ни, тем более, в неизвестном направлении оттуда исчезнуть в какое-то «белое пятно». Кроме того, разные районы требовали разных способов проникновения в вожделенные дали. Поэтому по логике вещей надо было начинать с выбора местности.

Основной критерий — за сотни километров, желательно в труднопреодолимой местности, где нет ни постоянных, ни временных населенных пунктов. Следующий критерий — место должно быть пригодным для долговременного обитания, что, в свою очередь, должно означать его соответствие еще нескольким критериям: условия жизни не экстремальные, среда обитания привычная и симпатичная и способна обеспечить хотя бы частичное восполнение таких ресурсов, как материалы и топливо, и почти полное в том, что касается пропитания. Следующий по значимости критерий — какого рода публику, несмотря на крайне малую вероятность ее появления, можно ждать в выбираемом месте: местных ли охотников и рыбаков, разного рода устроителей и инспекторов от государства (из лоцмейстерской, метеорологической, лесной, рыбоохранной, пожарной служб, поисковиков и съемщиков от геологии, геодезии, лесоразработки, гидрологии, наконец военных), шальных туристов.

Я взял карту. К сожалению, некоторые привлекательные места отпадали почти сразу. Тундровые пространства Чукотки, Корякского нагорья и севера Камчатки нечего было и рассматривать. Я отлично представлял, как хорошо сегодня в разных направлениях пересекается Чукотка, как сокращаются там расстояния между населенными пунктами в связи с появлением все новых и новых, постоянных и временных или сезонных поселений.

Пастухи, геологи, охотники, рыбозаготовители, а также летчики со своими самолетами и вертолетами могли там встретиться где угодно, а представители служб, обеспечивающих безопасность северного морского пути и воздушного пространства — главным образом вдоль полярного побережья — тем более. То же самое можно было сказать и насчет большей части Камчатки. Там полно населенных пунктов, полуостров довольно узок и потому относительно доступен для проникновения и с охотского, и с тихоокеанского берегов. Потенциально подходили: северные, но не прибрежные районы Якутии с таежным покрытием и в стороне от главных рек, глубинные северные районы собственно Магаданской области в отдалении от автотрасс, восточные районы Якутии, ориентированные на охотское побережье, и примерно там же — самые северные районы Хабаровского края. Кроме них можно было без особых надежд включить плато Путорана, район стыка Западных и Восточных Саян — хребет Крыжина, пик Грандиозный, то есть междуречье Казыра и Кизира. Также с натяжкой можно было допустить к конкурсу северный склон Станового хребта, то есть Якутию в отдалении от трассы БАМа, и междуречье Нижней Тунгуски и притока Вилюя — Чоны, на границе между Эвенкией и Якутией. Вот, собственно, и всë, что отвечало двум первым критериям. Больше для меня не годилось ничего, разве что еще пространство тайги между Ангарой в районе Усть-Илимской ГЭС и Подкаменной Тунгуской.

Решив ограничиться этим кругом районов-претендентов, я начал подбирать и рассматривать карты, какие только сумел раздобыть за годы экспедиционных работ и выпросить у приятелей, в миллионном и более крупном масштабе. Идиотам из ЦК и КГБ взбрело в голову с какого-то года засекретить даже «миллионки». Слава Богу, у меня были старые издания, еще без грифов и инвентарных номеров. Конечно, со времени их выпуска кое-что на местности могло измениться, но не рельеф и не русла рек или другие крупные ландшафтные особенности. А о новых поселках я частично знал сам, частично мог навести справки. Так что имеющийся у меня картографический