Озеро Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

голову, ухватилась клювом за головку ножа Мускуса и попыталась вытащить его; потом уселась на рукоятку и стала отталкиваться от деревянной стенки розовой лапкой. Синель наблюдала за ней, очевидно пораженная, хотя, подумал Шелк, не исключено, просто обрадованная отсрочкой разговора. Он прочистил горло:

— Я сказал, что хочу задать тебе один вопрос, а уже спросил несколько, поэтому я извиняюсь. Ты хотела моего совета, и я сказал или, по меньшей мере, подразумевал, что ты его получишь. О чем бы ты хотела поговорить?

— Об этом самом, — сказала она, поворачиваясь от занятой птицы к Шелку. — У меня действительно неприятности, как ты и сказал. Я не знаю, насколько ты в этом увяз, но я по самое немогу. Если гвардейцы узнают, что я делаю, меня, скорее всего, кончат. Прежде всего мне нужна хаза, в которой я могла бы остаться и где он не найдет меня, потому что, если найдет, я увязну еще глубже. Я не знаю, где могу остаться, но сегодня вечером я не собираюсь возвращаться к Орхидее.

— Он? — На мгновение Шелк закрыл глаза; вновь открыв их, он спросил: — Доктор Журавль?

Глаза Синель расширились:

— Да. Откуда ты знаешь?

— Я не знаю. Просто догадка, и теперь я могу радоваться, потому что угадал. Но я не знал.

— И ты догадался только потому, что он приходил в мою комнату вчера, когда мы с тобой толковали?

Шелк кивнул:

— Да, но есть и другие причины. Он дал тебе кинжал, как ты сказала вчера. И он осматривает тебя самой первой из всех женщин Орхидеи и иногда дает ржавчину. Он, скорее всего, делает тебе одолжение, проверяя тебя раньше всех, чтобы ты могла поскорее выйти в город; ты намекнула на это вчера, когда я об этом спросил. Но достаточно ясно, что он делает так для того, чтобы получить от тебя что-то ценное, и как раз информация — одна из возможностей.

Шелк на мгновение замолчал и потер щеку.

— И потом, он скрыл, что кинжал был с тобой, когда ты повстречала Элодею. Большинство женщин, которые носят оружие, носят его по ночам, или мне так говорили; но Кровь, по меньшей мере, ожидал, что ты вернешься к Орхидее к ужину. И позже ты сама сказала мне, что собираешься вернуться вечером к Орхидее и очень тяжело работать.

— Поверь мне, патера: женщинам вроде меня, которые выходят наружу во время ночьстороны, необходимо оружие.

— Я верю. Но ты не собиралась находиться наружи после наступления темноты, так что оружие нужно было тебе для защиты от другой опасности, или ты так думала. Так что догадка о том, что мужчина, который дал тебе кинжал, и является тем человеком, который послал тебя в опасное место, кажется вполне обоснованной. Не хочешь ли сказать, куда собиралась пойти?

— Забрать… Нет. Не сейчас. — Она наклонилась вперед, искренне и глубоко встревоженная, и в это мгновение он бы поклялся, что она забыла о собственной красоте. — Все это не так. Я хочу сказать, что да, ты все сказал верно, но все это не так, на самом деле все совсем иначе. Можно подумать, что я из другого города. Но я уроженка Вайрона, как и ты. Я родилась здесь и когда-то продавала жеруху на рынке; тогда я была не намного выше стула, на который ты положил свою ногу.

Шелк кивнул, спрашивая себя, понимает ли она, как ему хочется коснуться ее.

— Я верю тебе, дочь моя. Но если ты хочешь, чтобы я узнал правду, ты должна рассказать ее мне. Как все это случилось с тобой?

— Журавль был другом, как я и сказала тебе вчера. Он был очень клевым и дарил мне всякие вещи, хотя и не должен был. Ты помнишь букет синели? Маленький подарок, но очень клевый. Большинство из девушек любят его, и иногда я ложусь с ним бесплатно. И его штука очень подходит для больших девушек. Он вроде как подсмеивается над этим.

— Он очень переживает из-за своего роста, — сказал Шелк. — Он сам сказал мне об этом при нашей первой встрече. Может быть, высокая женщина заставляет его чувствовать себя выше. Продолжай.

— В общем, он все время был с нами, когда я переехала в заведение Орхидеи. Он не сказал, дескать, я хочу, чтобы ты шпионила на меня, продала свой город, и я дам тебе мундир. Пару месяцев назад мы болтали в большом зале, четверо или пятеро из нас, и Журавль тоже был там. Все шутили, что он делает, когда осматривает нас. Ну, во время проверки. Ты знаешь, что это такое?

— Нет, — устало согласился Шелк, — хотя я легко могу вообразить.

— Кто-то случайно упомянул, дескать, даже комиссар бывает здесь, и тут Журавль присвистнул и спросил, кто заполучил его. Я сказала, что я, и он захотел узнать, большие ли чаевые он мне дает. А потом, позже, когда он осматривал меня, он захотел узнать, не упоминал ли комиссар кальде.

Брови Шелка поднялись:

— Кальде?

— Вот так и я себя почувствовала, патера. Я сказала, что нет, потому что кальде давно мертв. Журавль сказал, да, конечно мертв. Но когда мы закончили и я одевалась, он сказал, что, если этот комиссар — или кто-нибудь еще — когда-нибудь заговорит о кальде или Хартии, почему бы мне не рассказать об этом ему, и если он заговорит о советниках, тоже. Ну, комиссар кое-что сказал о советниках…

— И что же? — спросил Шелк.

— Что он ездил на озеро и видел пару из них, Долгопята и Лори. Я воскликнула «о!» и «а!», чтобы показать, какое впечатление это произвело на меня, но не подумала, что это было шибко важно. Журавль тоже вроде как поразился, когда я сказала ему. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Конечно.

— Потом я оделась и пошла в коридор, а он вышел из комнаты Фиалки и передал мне сложенную бумажку. Сунул прямо сюда, понимаешь, патера. Когда я осталась одна, я ее вытащила и посмотрела, и это был чек на пять карт, подписанный каким-то парнем, о котором я никогда не слышала. Я еще подумала, что это не есть хорошо, но все равно захотела его обналичить, пошла в фиск, и там мне дали пять карт. Никто не спросил, кто ты или как он у тебя оказался, просто положили пять карт на стойку. — Синель замолчала, ожидая его реакции. — И, как ты думаешь, насколько часто я урывала пять карт, а, патера?

Шелк пожал плечами:

— С того времени, как ты приняла комиссара, раз в