Вангелия - Владимир Сотников

– Им не до меня было. У них тяжелая жизнь.

– А у тебя легкая? – воскликнул Димитр. – Не до тебя им было… Как батрачка понадобилась, так сразу вспомнили! Ванга… – с горечью произнес он. – Я же тебя люблю. За что ты делаешь меня несчастным?

И тут мертвый ее голос наконец ожил – брызнул множеством горестных осколков.

– Перестань, Димитр! – вскрикнула Ванга. – Не рви мне душу!

– Ты мою душу насмерть разорвала! – закричал он в ответ.

Хлопнула дверь. Звоном отозвались фортепианные струны. Страшная, пронзительная это была музыка…

По лицу Ванги текли слезы.

– Никогда больше… Никогда! – произнесла она.

И захлопнула крышку пианино.

Воспитанники Дома слепых сгрудились у крыльца, рядом с которым стояла телега. Девочки плакали.

– Вангелия, ну зачем ты уезжаешь? – всхлипнула было одна из них.

– Замолчи! – оборвала ее другая. – Ванге и без тебя тошно.

Димитра среди учеников не было. Он с самого утра ушел в парк, и никто не решился его окликнуть.

– Вспоминай нас, Вангелия, – сказала директриса. – Надеюсь, это будут добрые воспоминания.

– Добрые, госпожа Стоянова, – кивнула Ванга. – Спасибо вам.

Лицо у нее было бледное, но спокойное.

Директриса велела вознице:

– Ну, поезжай. Долгие проводы – лишние слезы.

А про себя подумала: «Какие там слезы! Она спокойна и темна, как земля. И как нам понять этих людей?»

Ванга села на телегу. Скрипнули колеса. Ольга пошла рядом. Она шла молча, и только за воротами не выдержала, воскликнула:

– Как мог твой отец так с тобой поступить?!

– Ему ничего другого не оставалось, – бесстрастно проговорила Ванга.

В отличие от ее голоса, голос Ольги звучал горячо:

– Никто не вправе требовать от другого, чтобы он принес себя в жертву. Никто! Можно жертвовать своей жизнью, но не чужой.

Ванга тронула возницу за плечо. Телега приостановилась. Ванга спустилась на землю, обняла Ольгу.

– Ты хорошая, – шепнула она ей на ухо. – Чистый человек.

– Ванга, милая, ты не должна приносить себя в жертву семье! – так же горячо повторила Ольга. – Если о себе не хочешь подумать, то хоть Димитра пожалей. Он в тень превратился от горя.

– О Димитре есть кому позаботиться, – ответила Ванга. – А о малых моих – некому.

– О господи! – в сердцах воскликнула Ольга. – Крестьянская логика!

– Я крестьянка и есть, – невесело улыбнулась Ванга. – Поманила меня чужая судьба. Да, видно, зря.

– Хочешь, я поеду с тобой, поговорю с твоим отцом? – предложила Ольга.

– Нет, – отрезала Ванга.

– Я сумею сказать, чтобы он понял! – Ольга с надеждой вглядывалась в лицо Ванги. Пока не поняла по каменному его выражению, что надежда тщетна. – Да как же можно вот так, походя, распорядиться чужой жизнью?! – в отчаянии воскликнула она тогда.

– Не плачь, Ольга, – сказала Ванга. – Видно, для себя мне не жить. Такая судьба, ничего не поделаешь.

– Ванга, послушай меня, – предприняла последнюю попытку Ольга. – Может быть, судьба действительно существует. Может быть. Но ведь мы ее не знаем! У человека всегда есть выбор.

– Я выбрала. – И вдруг окаменевшее лицо Ванги просветлело. – Я тебя никогда не забуду, Ольга, – сказала она. – Всегда буду тебя видеть.

– Видеть? – удивилась та.

– Видеть, – повторила Ванга. – Где бы ты ни была, что бы ни делала. Прощай.

Она снова обняла Ольгу, крепко и коротко.

Ольга не пошла дальше за телегой. Молча смотрела она, как Ванга исчезает, словно растворяется вдалеке.

Когда телега остановилась у плетня дома Сурчевых, Панде был во дворе.

– Приехала, – сказал он, увидев дочь.

Ванга сняла с телеги большой фанерный чемодан со своими вещами.

– Оставь, – сказал Панде. – Я в дом занесу.

– Я сама, – ответила Ванга. – Здравствуй, папа.

– Как ты сама занесешь? Забыла уже, как у нас тут и что.

– Все помню.

В доме – нищей глиняной хатенке – все и в самом деле было по-прежнему. Только Васил и Томе из маленьких мальчишек сделались подростками да жалась к ним трехлетняя Любка – худенькая, растрепанная, с замурзанным личиком.

Из всех ребят узнал сестру только Васил.

– Ванга! Ванга вернулась! – радостно воскликнул он. И толкнул брата: – Это ж наша Вангелия!

– А откуда она взялась? – глядя исподлобья, спросил Томе.

Отец с порога хмуро наблюдал за своими детьми. Как-то они уживутся? Ну, как-нибудь. Что об этом думать? Вина покалывала его сердце больно и остро. Он изо всех сил гнал от себя эту вину, но она не исчезала, как он ни старался. Видно, до конца теперь придется с этим жить.

– Отдохни с дороги, – бросил он Ванге. – Потом сваришь чего-нибудь. Мука на мамалыгу еще осталась.

– А ты куда? – спросила она.

– К Георгию Стоянову нанялся. Пастухом. Помнишь Стоянова? Ну, сама тут… Васил тебе все покажет. Приладишься.

Отец пошел к двери.

– Я тебя провожу, – сказала Ванга.

Выходя из дому, она споткнулась о порожек.

– Забыла про него? – заметил отец. – Скоро вспомнишь. У нас тут все по-прежнему: добра не нажили, скотины нету. Молоко у соседки будешь брать, у Миланы. Я ей вперед заплатил. Проживете как-нибудь. Мука есть, – снова напомнил он.

– Я покажу, где мука! – с готовностью воскликнул Васил.

– Справишься, – отец коротко и неловко коснулся плеча Ванги. – Научили же тебя чему ни на есть… в Доме этом твоем.

– Научили.

В голосе Ванги прозвучало уныние. Но предаваться ему было некогда. Любка подошла к сестре, подергала за подол.

– Есть дай… Дай!.. – сказала она и тут же заплакала.

Ванга наклонилась, взяла Любку на руки. Отец вышел со двора. Васил смотрел на Вангу с надеждой, Томе – понуро.

– Что ж, – сказала она, – будем жить. Раньше смерти не уйдешь. Принеси муки, Васил. Поесть надо.

– И забрал тогда королевич с собой свою любимую королевну, и увез ее за синие горы, и стали они жить долго и счастливо…

Томе приподнялся на топчане, на котором спал вместе с Василом, и сонно пробормотал:

– Королевичей на свете не бывает…

– Бывают, бывают, – покачала головой Ванга. – Ну, спите.

Она ушла к себе за занавеску. Любка разметалась на их общем топчане так, что Ванге пришлось подвинуть ее к стене, чтобы улечься. Сама она так устала за день, сплошь заполненный разнообразной работой – ходила на луг за щавелем, стирала, варила детям обед, что уснула мгновенно и…