Я стану твоим зверем - Катерина Снежинская

Солнце скрылось за скальным хребтом, не понять, который час, но день явно уже за половину перевалил: небо стало плотнее, синее с лёгкой желтоватой дымкой, говорящей, что до сумерек не так много осталось. А под густыми кронами деревьев совсем уж темно стало, поэтому Ренна старалась от них подальше держаться. Потому усыпальницу она не сразу и заметила, два раза мимо прошла: сначала в одну сторону, уткнувшись в очередные непролазные заросли, и только когда возвращалась, приметила пятно, смутно белеющее за золотолистами.

На склеп сооружение нисколько не походило, скорее уж на шатёр беседки — высокой, ажурной, с резным кружевом арок. Чешуйчатая крыша, собранная из медных пластин, потемнела от времени, стала буро-зелёной. Да и мрамор посерел, покрылся пятнами мха и лишайника, патиной тоненьких трещин. За усыпальницей явно не ухаживали и никаких цветов не видно, даже засохшего букетика.

Место вообще неуютным казалось: сумрачным, угрюмым. Даже жёлто-красное пламя листвы тут будто притухло, потеряло краски. А ещё тишина давила, наваливалась по-настоящему ощутимой тяжестью: ни шороха крон, ни вскрика птицы — мир вокруг будто замер в безвременье.

— Ну я же хотела посмотреть… — пробормотала принцесса.

Собственный голос показался чужим, незнакомым. Слова ухнули в тишину глухо, как в омут — ни всплеска, ни эха. Ренна попыталась сглотнуть, смочить пересохшее горло, но слюна показалась вязко-склизкой, будто утреннее питьё, язык неприятно царапнул нёбо.

Девушка, ведя по чуть шершавому стволу ладонью, словно боясь отпустить дерево, неуверенно шагнула вперёд, ещё раз. Нагнулась, пытаясь рассмотреть саркофаг, темнеющий за колоннами. Кажется, крышку его украшала скульптура, а, может, это форма такая сложная была — толком ничего не разглядеть.

— Трусиха! — презрительно фыркнула принцесса почти шёпотом и сама же с собой согласилась.

Рассматривать усыпальницу ближе никакого желания не было. А вот убедиться в правдивости слов Барта хотелось и даже очень. Точнее, Ренне хотелось убедиться в том, что наврал. Пока к тому и шло: могила выглядела заброшенной, и как-то с трудом верилось, будто гемнон сюда каждое утро приходит.

Её высочество нервно оглянулась и пошла-таки вперёд, пытаясь на ходу волосы в узел завязать.

— Стой! — рявкнули довольно далеко, но очень-очень громко.

Ренна не вздрогнула — её передёрнуло и, кажется, принцесса даже взвизгнула. Её высочество начала оборачиваться, да так и не закончила: девушку подхватило, поволокло по земле, вдавливая лицом в прелые листья, в мох. Приподняло и снова вниз швырнуло, приложив спиной. Перевернуло, метнуло, как веником.

Ренна закричала было, но воздух, ставший плотным, кисельным, забил вопль вместе с песком и листьями обратно в горло, залепил нос, не давая вздохнуть. Локоть пробило болью — горячим до виска прострелило — рука до самого плеча онемела. По затылку садануло, аж зубы клацнули. Принцесса не могла сообразить, где небо, а где земля, её вертело, крутило, швыряло. И от рёва — невероятного, существующего со всех сторон разом — кровь переполнила голову, как чашу, разрывая изнутри глаза, вытекая через нос, уши…

Всё прекратилось так же внезапно, как и началось, только Ренна это не сразу поняла. Сначала пришло осознание, что она лежит, просто лежит, её больше не мотает. Потом принцесса увидела листву над головой и в редких прорехах кроны небо. А там и слух наладился, правда, не до конца: звуки доходили словно из-за стены.

— … не причинять ей вреда! — рыкнули низко, басовито — говорил явно мужчина. — Она ни при чём, совсем!

— Ты отдал ей кольцо! — второй голос — тоже довольно низкий, с хрипотцой — мог принадлежать только женщине. Очень злой женщине. — Ты отдал ей моё кольцо!

— Прошу тебя: не трогай её. Не заставляй меня делать то, что тебе не понравится!

— Эта тварь дорога тебе, да? Ты променял меня на человека?

— Да нет же! Ты меня слышишь? Она ничего не значит!

— Тогда отойди! Я в своём праве! Я твоя мать!

— Ингрин, ты не так поняла! Послушай, я всё объясню…

Ренна хихикнула. В этом: «Я тебе всё объясню» — было что-то ужасно смешное. И ещё почему-то вспомнилась торговка, не вовремя домой вернувшаяся. А дальше не думалось, вместо мыслей в голове туман клубился.

Принцесса попыталась приподняться, но левая рука подломилась, будто чужая, заставив снова навзничь упасть. Девушка перевернулась на бок, подобралась, вытянула шею, пытаясь заглянуть за дракона, который, казалось, полмира загораживал.

Что она делает и зачем, её высочество совсем не понимала. Она не только слышала, но и видела словно через ширму из мутного, грязного стекла. Наверное, поэтому ей и примерещилось, что женщина с перекошенным от ярости, совсем некрасивым лицом не слишком реальна. Не то чтобы через неё деревья были видны, да и в воздухе она не парила, но всё равно чувствовалась «ненастоящность»: чересчур бледная, даже, скорее, бесцветная, движения слишком плавные, тягучие, как это во сне бывает, а может, и ещё что-то.

— Ты мой! — взвыла бледная, вроде бы так и не дослушав до конца, что там ей дракон втолковывал. — Не отда-ам!

Крик тянулся и тянулся, повышаясь, пока не перешёл на визг, который не способна выдать ни одна живая глотка — он высверливал виски, раскалёнными иглами впиваясь в мозг. Ренна ткнулась лицом в листья, зажимая ладонью ухо, вдавливая голову в землю. Но вопль всё равно бил хлыстом.

— Не отда-ам!..

А потом мир погас, как задутая свечка.

* * *

Ренна поняла, что её похоронили. Паника с головой накрыла пуховой периной, не давая дышать. Принцесса по-рыбьи шлёпала губами, пытаясь глотнуть воздуха, но его просто не было. Девушка забилась, зашарила вокруг себя, нащупала ткань, показавшуюся саваном. Поползла, даже не догадавшись на живот перевернуться… И едва не свалилась с кровати — голова вниз свесилась так неожиданно, что в ушах зашумело.

А темнота оказалась вовсе не темнотой — всего лишь полумраком: в углу, на туалетном столике горел ночник, да и из-под неплотно прикрытой двери растекалась лужица неяркого тёплого света. Дышалось же трудно потому, что окно наглухо закупорили, а одеяло было слишком тяжёлым. И вовсе не в гробу её высочество лежала, а на непривычно широкой кровати. Ткань же, принятая за саван, была всего лишь простынёй.

Ренна откинулась на подушки, отерев влажный, противно-липкий лоб, прислушалась. В соседней комнате что-то тихонько стеклянно звякнуло, скрипнуло дерево, шорхнула то ли ткань, то ли бумага — принцесса не поняла.

— Как хочешь, но я всё равно считаю: это неправильно, — мягкий, уже где-то слышанный голос, заставил её высочество вздрогнуть, уж слишком неожиданно он прозвучал.

Почему-то Ренна никак не думала, что находящийся за стеной заговорит.

— Хорошо, а делать-то что? — раздражённо ответил Арэн. Принцесса замерла, стараясь даже дышать потише, вслушиваясь до ломоты в висках. — Ну ты прав, кругом прав, а я ошибался. Духов обмануть нельзя, с Пути не сойти, всё так. А дальше? Что с ней делать?