Колыбель для Вайвики - Рини Россель

Салли понимала, что она в долгу перед Ноем за все, что он для нее сделал. С трудом передвигая подкашивающиеся ноги, она медленно подошла к столу и села.

— Я постараюсь ответить на ваш вопрос, почему я решила завести ребенка, — с раздражением сказала она, недовольная тем, что он сумел заставить ее пойти на эту уступку. — Надеюсь, это удовлетворит ваше любопытство, не правда ли?

Ной кашлянул, видя, что ей трудно начать, но ничего не сказал. Салли схватила чашку обеими руками и отпила большой глоток. Кофе оказался слишком горячим, и молодая женщина поперхнулась.

— Осторожнее! Пейте маленькими глоточками, — предупредил Ной и в ответ встретил ее недовольный взгляд.

— Прошу не указывать, что мне делать! — воскликнула Салли. — Я буду делать, что хочу и когда хочу! Смею вам напомнить, что я достаточно взрослая и никогда не буду заискивать перед любым надменным и высокомерным доктором и послушно выполнять его указания!

Ее выходка задела Ноя.

— Хотите обжечь себе рот и пищевод? — вкрадчиво спросил он, стараясь как можно мягче отчитать ее за эмоциональный взрыв, по силе явно не соответствующий породившей его причине.

Салли почувствовала угрызения совести — накинулась без всяких оснований на невинного человека. Вообще-то ей было несвойственно затевать ссоры и свары. Это все из-за разрыва с ее женихом. Если рассуждать здраво, Ной не Уэйн… доктор Уэйн Пост, который ясно дал понять, что жене кардиолога не к лицу иметь натруженные руки и проводить все дни напролет у наковальни. Жена кардиолога должна быть светской дамой и вести себя, как подобает членам их круга.

Когда Салли в ответ на требования жениха засмеялась и назвала их несусветной глупостью, тот ушел, оглушительно хлопнув дверью.

К несчастью, Ной был не только врачом, по и бостонским Барреттом. Он-то явно привык к людям с холеными руками. Она покосилась на свои ладони, огрубевшие от тяжелой работы.

— Салли! — окликнул ее Ной. — Вы где витаете?

Вопрос вернул ее к действительности, и она посмотрела на Ноя. В его взгляде читалось сочувствие.

— Что с вашими руками, Салли? — поинтересовался он.

— Так, ничего, — отрезала она.

Ее резкий ответ озадачил его, он не понимал, почему его участие так раздражает ее.

— Ничего особенного, — пожала плечами Салли. — Вы мне сейчас напомнили моего бывшего жениха, — тихо проговорила она.

— Вашего бывшего жениха?! — недоверчиво повторил Ной.

— Да. — Ей не понравилось недоверие, позвучавшее в его голосе. — А что? Вы считаете, что я недостойна любви мужчины и не заслуживаю предложения выйти замуж?

Ною пришлось прикусить язык.

— Что вы! Поверьте, у меня и в мыслях не было ничего подобного! — начал оправдываться он, потом замолчал и с минуту рассматривал свою кружку кофе. — Представляю, чего это вам стоило.

— Он был врач, как и вы. И, как и вы, имел отвратительную привычку давать указания, что мне делать и как поступать в том или ином случае. Вы уже почувствовали, что я этого не переношу, я давно уже не ребенок.

— Солнышко, — насмешливо проговорил Ной, — похоже, вы вообще не выносите ничьих советов! — Он поднес кружку ко рту и, сделав маленький глоток, стал наблюдать за Салли из-за края кружки. Его пристальный взгляд действовал на нее как гипноз. Под его взглядом Салли словно окаменела.

Поставив кружку на стол, Ной слегка кивнул, словно призывая начать рассказ.

Салли уже была готова встать и уйти, но что-то остановило ее. Вопреки ее ожиданиям, в выражении его лица не было ни желания подавлять и предъявлять непомерные требования, ни самоуверенности, переходящей в наглость. Она увидела сочувствие и стремление помочь. Или это просто привычная маска, выработанная за годы общения с беременными женщинами, которые всегда отличаются повышенной эмоциональностью?

Как бы там ни было, она обещала рассказать ему об искусственном оплодотворении. Несправедливо злиться на него только потому, что он врач и бостонский Барретт. Сейчас она относится к нему точно так же, как дедушка и бабушка относились к ее отцу. Выходит, она ничем не лучше их?

— Ну… я решила забеременеть таким нетрадиционным образом, потому что очень люблю детей.

— Вы уже говорили мне это вчера. Салли вздохнула.

— Ох, да. — Она начала говорить, делая паузы, чтобы подобрать подходящие слова. — Это все потому, что деторождение в нашей семье… сопряжено с определенными трудностями… В двадцать девять лет моей маме сделали операцию по удалению матки. У ее матери… — Салли показала наверх, — у моей бабушки та же самая проблема. Больше того, то же самое и у старшей сестры моей бабушки. И я поняла, что меня ждет та же участь. А так как годы идут, то я решила — пора действовать. Теперь вы видите, что причина, из-за которой я прибегла к столь необычному способу забеременеть, довольно уважительная и вполне разумная.

Ной не проронил ни слова. По его лицу было видно, что он размышляет над только что услышанным. Наконец он спросил:

— Какой диагноз поставили вашей матери и бабушке?

Салли не сомневалась, что он задаст именно этот вопрос.

— Фиброма. В нашей семье она развивается быстрее и раньше, чем обычно.

— У вас тоже обнаружили это заболевание? — спросил Ной.

Ей вдруг показалось, что она находится в кабинете врача. Этого заболевания у нее не было, но она промолчала, так как это обстоятельство ставило под сомнение правильность ее решения стать матерью-одиночкой столь экстравагантным способом.

— Смешно сказать, но что-то не припомню, чтобы я обращалась к врачу по этому поводу, — раздраженно ответила Салли.

— Мне хотелось бы получить полную картину… — начал было Ной.

— Я попыталась дать вам полную картину, подробно рассказав, почему поторопилась с искусственным оплодотворением. Кстати, я не просила вас обсуждать мое решение и давать мне советы, а просто сказала, что объясню вам, почему так поступила. Да, я сделала, что задумала, жду ребенка и безмерно счастлива.

— Но все же попросили меня помочь вам скрыть от ваших дедушки и бабушки, что станете матерью-одиночкой, — возразил Ной.

Хотя он произнес это дружелюбным тоном, его слова обожгли, как пощечина. Салли открыла было рот, чтобы ответить, но что-то удержало ее. А ведь он прав, услышала она внутренний голос. Она опустила голову и от досады сжала свои огрубевшие руки в кулаки.

— Хотел бы я, чтобы вы были счастливы, — задумчиво проговорил Ной.

— Как прикажете вас понимать? — спросила она, пристально глядя ему в глаза.

Он облокотился о стол, наклонившись к ней.

— Видите ли, быть родителями — нелегкая обязанность. Еще тяжелее быть единственным родителем.