Запах магнолий - Светлана Мерцалова

— Может быть, — пожала плечами Оксана.

— Не хочу братика! Противный, сопливый мальчишка! — зло крикнула Настя.

— Почему сопливый? — спросила, вспылив, Оксана.

— Потому, что все мальчишки сопливые! Да, сопливые!

— Откуда ты это взяла?

— Ты бы его любила больше меня, — не унималась Настя. — Мамы все такие!

— Почему ты так решила?

— У Элки Князевой родился братишка. Он целый день орет и писается, а мама его любит больше, чем Элку. Не нужен мне никакой братишка! Хочу котенка! Я сама буду любить его!

— Давай выпьем чего-нибудь нормального. От вина никакого толку. У меня есть бутылка хорошего виски, — предложила Оксана.

— Давай, — согласился Лавров. — Не знаю, какой «толк» ты имеешь в виду, но, может быть, мы найдем его в виски…

— «Толк» окажется на дне бутылки, как обычно, — засмеялась Оксана. Лавров исподлобья посмотрел на нее:

— Ты часто пьешь?

— Как все, — пожала плечами Оксана.

— Это не ответ.

— А это не вопрос! — разозлилась на него Оксана. — Да, иногда мне хочется выпить. И что?

— Ты пьешь одна?

— Зачем мне кто-то? Бутылка виски — лучший друг. Вряд ли ты найдешь более верного друга — бутылка тебя не предаст и не выдаст твои секреты.

— Давно ты?

— Не будь моралистом, — поморщилась Оксана. — Иногда бывает так хреново. Алкоголь — это единственное, что приводит меня в порядок, но лишь на время.

Она задумалась, и мелкая сеть морщин пролегла глубже, чем обычно.

— Что тебя мучает?

— Ничего особенного. Просто жалею себя и злюсь на всех…

— Извини, не могу понять, да и посочувствовать не могу — с жиру ты бесишься. Какие у тебя проблемы? Ты здорова, красива, молода, богата…

— Спасибо на добром слове! — засмеялась Оксана. — Насчет того, что молода — так скоро сороковник. Денег пока хватает, — она задумалась на секунду. — Если б не хватало, то была бы цель — заработать денег. Будь я больна, то у меня была бы цель — выздороветь. Правду говорят: самое страшное в жизни — ваши сбывшиеся желания!

— Твои желания сбылись? Так ты об этом мечтала?

Оксана уставилась на него, как бы раздумывая:

— Нет, я мечтала не об этом. Не помню, о чем я мечтала, но вряд ли об этом. Наверное, тоже хотела жить так, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы, — вдруг всхлипнула она, и слезы потекли у нее по щекам.

— Не плачь, слезами не поможешь.

— Раньше ты говорил: не плачь, до свадьбы заживет. Да, зажило… До первой свадьбы зажило! Даже до второй! Что делать, если плачешь после свадьбы? — голос у нее дрожал. — Когда все заживет? И заживет ли? Думаю, что нет. Раны не те, что были в детстве. Эти раны не заживают до конца, так, затягиваются на время, а потом опять кровоточат. Вот приехала сюда, и все раны открылись…

— Если рану часто тревожить, то она никогда не заживет. Это твоя ошибка. Все, что произошло, то в прошлом. Только будущее имеет значение. Нужно уметь забывать.

— Вот этого я сделать не могу! Такое ощущение, что я постоянно сама себя наказываю. В чем моя вина? Не знаю. Мне кажется, я делаю все правильно…

— Мама, почему ты плачешь?

В дверях стояла Настя и с удивлением смотрела на мать.

— Я не плачу. Это соринка в глаз попала.

— Соринка, — улыбнулась Настя. — От соринки так все расчернелось? Оксана вскочила и побежала в ванную смывать тушь с ресниц.

— Дед, это ты ее наругал?

— Нет, — ответил Лавров. — Почему ты спрашиваешь?

— Почему же она плачет? — удивилась Настя. — Плачут когда больно или когда тебя ругают. Мама же не упала?

— У нее душа болит.

— Почему душа болит?

— Когда вырастешь — узнаешь, — он прижал Настю к себе и прошептал.

— Нет, лучше никогда этого не знать.

— Дед, а ты почему не куришь? — спросила она, вертя пачку сигарет в руках.

— У меня и без курения никакого здоровья не осталось.

— Курить — это вредно?

— Конечно!

— Мама знает об этом?

— Знает.

— Странные вы, взрослые, — задумчиво произнесла Настя. — Вы всегда говорите: это делать плохо, а сами делаете. Мама говорит, что ругаться — плохо, а всегда ругается, когда болтает по телефону. Говорит, что на ночь полезно пить молоко, а сама пьет, — она взяла рюмку в руки и понюхала. — Пьет… всякую пакость.

— Иди ко мне, я тебя спать уложу, — позвала Оксана из комнаты.

— Спокойной ночи, дед!

* * *

— Когда мы просматриваем свое прошлое, то находим тот роковой момент, когда наша жизнь повернулась в другую сторону, — начала Оксана. — Для меня это был твой развод. Тот момент, когда в моей жизни появиласьона.

— Что Наташа тебе сделала? Я не помню ни одного случая, чтобы она хоть раз была груба с тобой. Не помню, извини.

— Нет, онаэтого не делала, но толькоонаумела так унизить меня. Она делала вид, что меня не существует. Оназаходила в комнату, садилась за стол и обводила взглядом: скатерть, вазу с фруктами, меня… В этот момент я чувствовала себя неполноценной.

— Никогда не видел.

— Онаослепила тебя, а я не могу объяснить слепому о радуге…

— Это твои фантазии. Я все помню: когда она пыталась шутить с тобой, то ты замыкалась в себе или убегала. Если она была задумчива, и это было нехорошо. А что хорошо? Чего бы ты хотела?

— Хотела лишь одного — никогда не видетьее.

— Теперь все ясно — это не она такая плохая, а это ты ее не хотела. Она могла делать, что угодно, ты бы ее никакую не воспринимала. Тебе был невыносим сам факт ее существования. Во всех сказках мачеха описывается эдакой стервой — злой, жестокой, а падчерица — эдаким несчастным воробышком, которую заклевала мачеха. В жизни все по— другому. Часто падчерица так несносна, просто дьявол во плоти, что отравляет жизнь и отцу, и мачехе… Да и себе тоже. И какая она тебе мачеха, при живой-то матери? Просто — моя жена…

— Просто — вторая твоя жена, ради которой ты бросил первую семью, — негодующе сверкнула глазами Оксана.

— Тебя я не бросал! — попытался защититься Лавров.

— Ты все испортил! У нас была такая семья, а ты предал меня и маму!

Вдруг встречаешь какую-то смазливую шлюшку и все рушится! Ты бессердечный, самовлюбленный, эгоистичный!

— Никакой «такой» семьи у нас не было. Отношения много лет были плохими. Мы скрывали это от всех, но это не могло продолжаться вечно. Мы с твоей матерью терпеть друг друга не могли. Я как мужчина для нее вообще не существовал.