Конкистадор поневоле - Михаил Александрович Михеев

притом неопасно, что потом озверевшие придурки. Эти, конечно, могли перестараться на голом энтузиазме, но не специально. Иначе затоптали бы, сволочи, и делу конец, к бабке не ходи.

Итак, что мы имеем? Один раз – случайность, два – совпадение, три – правило. И из этого анализа вытекала одна очень интересная мысль. Проще говоря, тому, кто за всем этим стоит, Семен нужен был живым. Морально сломленным – возможно, но обязательно живым. И тут же появлялась куча вопросов, главными из которых были: «кому?» и «зачем?». Ну и приятный бонус – за жизнь можно пока не опасаться. Правда, остаться живым не значит остаться здоровым, и данное обстоятельство тоже следовало иметь в виду.

Эх, будь свободны руки – можно было бы попытаться устроить полякам КВН и танцы с саблями. Вот только мечты – это всего лишь мечты. Семен уже не чувствовал кисти рук, и это наводило на весьма печальные размышления. А главное, не мог понять, где веревки, чтобы попытаться хотя бы перетереть их. Оставалось только ждать и представлять себе, какой фарш сделает из обидчиков, если… нет, когда освободится. Именно «когда», ведь надежда умирает последней.

На фоне этих вяло текущих мыслей Семен даже не заметил, как впал в странное оцепенение. Не сон, не потеря сознания – он все видел, чувствовал, осознавал, но время текло, как желе, в голове медленно крутились одни и те же картинки. Премерзейшее, кстати, ощущение, но выйти из него никак не удавалось, да Семен и не пытался сил не было. И потому, когда его тряхнули за плечо, это подействовало на него, как удар шокера.

Рот открылся будто бы сам собою, но сказать все, что думает по поводу тех, кто за ним пришел, Семен не успел. Жесткая ладонь предусмотрительно зажала ему рот, и знакомый голос прошипел в ухо:

– Тихо! Тихо, придурок, не ори. Понял? Кивни.

– Сам придурок, – зло пропыхтел в ответ Семен. – Перестань слюнями в ухо брызгать.

Лейтенант чуть слышно хохотнул, потом ловко, в одно движение, разрезал веревку на запястьях. Семен шевельнул руками – и едва не взвыл, но лейтенант вновь зажал ему рот. Болело… Страшно болело. Все же как бы грамотно его ни связывали, проторчать больше половины суток в такой позе со стянутыми руками врагу не пожелаешь. А лейтенант тем временем пластал веревку на ногах.

– Ничего, сейчас пройдет, – он быстро и умело принялся растирать Семену кисти. – Оживешь. Ты не кричи главное.

– Не дождетесь. Как ты меня нашел?

– А я тебя и не терял. Даже твою баталию, когда ты с голой пяткой на шашку полез, наблюдал. Просто собачьей вахты ждал, а то больно много народу по улицам ползало. Ну а как угомонились – так я и пришел.

– А часовые?

– Какие часовые?

Голос лейтенанта был так безмятежен, что Семен легко представил за ней улыбку в сто зубов и глаза, выражением напоминающие акульи. Действительно, какие часовые, если милосердие лейтенанта выражается исключительно в остроте лезвия. И, кстати, руки все же начали повиноваться, хотя ощущения при этом были непередаваемые. Ноги, правда, отходили быстрее, ну да они и в связанном состоянии находились относительно недолго.

Короткий укол в предплечье… Семен удивленно посмотрел на командира:

– Это что такое было?

– Лекарство. Сейчас тебе станет полегче.

И верно, помогло, причем быстро. Правда, не до конца, но все равно хотя бы на ноги удалось встать. Слишком резко, из-за чего долбанулся головой о низкий, закопченный потолок бани, но сдержался, не выругался, мысленно пообещав себе все припомнить виновникам всех его бед. И, кстати, легкость мыслей в голове появилась неимоверная, видать, побочное действие лекарств. Но времени разбираться, что и как, уже не оставалось, пора было сваливать.

Когда ругающийся про себя последними словами Семен и поддерживающий его лейтенант выбрались из бани (петли даже не скрипнули, страшно подумать, сколько масла на них вылили), ночь уже подходила к своему краю, и непроглядная темнота сменилась мутными, но все же несколько более проницаемыми для взгляда сумерками, щедро сдобренными туманом. В воздухе, липком и влажном, гасли звуки шагов. А потом из этого сумрака выступила бесформенная серая фигура и махнула рукой – пошли, мол. Лейтенант без раздумий двинулся в указанном направлении, но Семен резко остановился и помотал головой.

– Ты чего? – голос лейтенанта звучал донельзя удивленно.

– Оружие. И кое с кем поквитаться очень надо.

– Идиот, – голос лейтенанта прозвучал невероятно устало. – Какое оружие? Валим, пока эти козлы не проснулись.

Семен уже готов был согласиться, умом понимая правоту командира, но фигура в сером внезапно кивнула, как показалось ему, понимающе и, махнув рукой в другую сторону, решительно двинулась вперед. Оставалось только следовать за ней и не показывать виду, что он слышит все те слова, которыми лейтенант его благословляет.

Знакомый дом. До боли знакомый, у Семена разом заныли все многочисленные синяки. Толстый поляк, забив огромный болт на устав караульной службы, дремлет у входа. Семен только сейчас сообразил, что у него при себе нет никакого оружия, но прежде чем успел что-то предпринять, их проводник качнулся вперед. Именно так, качнулся, другой термин к этому удивительно законченному движению подобрать было сложно. И скрывающий очертания фигуры балахон странным образом только подчеркивал это. Миг – и проводник уже прошел мимо поляка. Удивительно, тот вроде бы продолжал сидеть, даже позы не поменял, но его фигура не имела более ничего общего с жизнью. А так все как было, разве что ворот немного потемнел. В какой момент был нанесен удар, откуда проводник извлек и куда спрятал нож, Семен так и не разглядел. И, надо признать, способности их молчаливого спутника производили впечатление.

Эта дверь открывалась куда шумнее, чем в бане, однако легкий скрип никого в городе не встревожил. Дерево неплохо поглощает звук… В сенях, исполняющих роль караулки и освещенных немилосердно коптящим масляным светильником, обнаружился здоровенный детина, который успел проснуться и даже потянуться за оружием. А еще он открыл рот, чтобы закричать. Разумеется, предаваться столь паскудным занятиям ему никто не позволил. Лейтенант ловко обогнул Семена и тут же отправил обладателя не в меру чуткого сна в лучший из миров. Получилось не хуже, чем у проводника, а может даже и лучше. Во всяком случае, деталей нанесения удара Семен даже не рассмотрел. Оставалось лишь вздохнуть завистливо да посетовать мысленно на убогость собственной подготовки.

Гетман обнаружился через три двери и еще одного убитого часового. Храпел, зараза, так, что Семен мысленно посочувствовал его жене. Неудивительно, что он не слышал приближающуюся смерть, и открыл