Интимный дневник «подчиненной». Реальные «50 оттенков» - Софи Морган

Вместе с тем я быстро начинала осознавать, что, будучи в настроении, я действительно получала наслаждение от боли. Ее вызова, чувства адреналина и, наконец, катарсиса. И если Том решил остановить свой выбор на играх без правил, у меня не было ни малейших возражений.

Все же приливы и отливы боли в тот момент, когда розга опускается на изгиб моих ягодиц и достает до верхней части бедра, заставляют меня дрожать от возбуждения. Наркотики – это не мое, но адреналин, наполняющий мое тело, – это легальный (и бесплатный) источник кайфа, возносящий меня на вершины удовольствия. Это чувство не покидает меня долгое время после встречи, по меньшей мере пока не проходят отметины, временами овладевая моим разумом и заставая врасплох посреди обычного рабочего дня. От нахлынувших воспоминаний соски напрягаются, тело приятно ноет, а глаза блестят так, что моим коллегам нетрудно догадаться, о чем я отрешенно думаю.

В конечном счете боль едва ли была наказанием, и, как оказалось, с точки зрения Тома, этого было явно недостаточно. Зачем причинять мне боль, которую я переношу смиренно, когда можно заставить сделать то, что никогда не приходило мне в голову и что чуть не свело меня с ума.

Доминирующий партнер, проницательный, как Том, наблюдает за тобой, выясняя, что тебе не нравится: что ты делаешь по его приказу, сжав зубы и проявляя полное подчинение, что ты ненавидишь и делаешь только для того, чтобы его ублажить, притворяясь, что тебя это не задевает. Поскольку понимаешь, что, узнав, насколько тебе это противно, он заставит тебя делать это вновь и вновь лишь потому, что может это сделать. То, что ты делать не хочешь. И не уверена, что можешь. После этого твои глаза полны ярости, ты горишь от злости и унижения и готова послать его подальше, но не можешь, поскольку неожиданно для себя понимаешь, что страстно этого хочешь. Даже если не можешь объяснить почему.

Для меня это было связано с ногами.

Том во многом достоин восхищения: он умен, у него хорошее чувство юмора, выразительные голубые глаза, пошловатая ухмылка и свойственная далеко не многим способность заставать меня врасплох. Он привлекает меня тем, что обостряет мое восприятие жизни. Я могла бы долго рассказывать о том, какой Том удивительный, сексуальный и великолепный. У него множество преимуществ, вот только ноги не назвать одним из них. Ну, двумя из них.

Как-то мы с друзьями слонялись без дела, дурачились и дрались в шутку. Наши отношения Господина и подчиненной оставались незаметными для внешнего мира, для всех мы оставались просто партнерами. Но когда я хлопнула его по затылку скрученным журналом и схватила за нос так сильно, что он прослезился, что-то изменилось. Я достала из сумочки салфетку, извиняясь за неловкость. Он взял ее и улыбнулся, вытирая глаза.

– Все в порядке, – сказал он достаточно громко, чтобы все услышали, и тихо добавил:

– Я тебя потом за это как следует накажу.

Стоит ли говорить, что большую часть фильма я гадала, что он под этим имел в виду. Он был не слишком сердит, но явно хотел наказать меня необычным способом. Плетью? Кнутом? Ремнем? Линейкой? А может, он будет меня наказывать, пока не достигнет оргазма, и затем оставит неудовлетворенной, как в ту отвратительную бессонную ночь, о которой я буду еще долго помнить? Или, как несколько месяцев спустя, свяжет мне руки за спиной и уснет сном младенца. Я определенно надеялась на что-то большее.

Но он придумал такое, что та ужасная ночь показалась просто пустяком. На самом деле я бы предпочла месяц без секса. А меня вряд ли назовешь благонравной.

Я стояла на коленях обнаженной у его кровати, когда он рассказал мне о том, что задумал. Он поглаживал мне поясницу, медленно проводя пальцем вверх и вниз по позвоночнику, и это вместе с холодом в комнате и опасениями отвлекло меня настолько, что на одну минуту мне показалось, что я неправильно его услышала. Попытка выдать желаемое за действительное.

– Ты поняла? – спросил он.

Я молчала, надеясь, что он передумает и вместо этого просто изобьет меня и затем отымеет без смазки в дрожащий от боли зад, покрытый синяками. Это было бы просто мучительно и вполне могло бы сойти за наказание. Могло бы? Может, надо было ему это предложить? Но вдруг он воспримет это как желание доминировать?

Он перестал гладить меня по спине и ущипнул за сосок. Сильно.

– Я спросил, ты меня поняла?

Я сглотнула комок и кивнула. Как там это называется? Понимать, но не воспринимать? Это был тот самый случай. Он только что попросил меня сделать то, что я считала невозможным. Я не хотела этого делать. Одна мысль вызывала у меня тошноту с примесью злости и унижения. Даже обычного удовлетворения от унижения, которое я испытываю, доставляя удовольствие партнеру, было недостаточно, чтобы сделать это сексуальным. В принципе.

Он начал стягивать с себя брюки.

– Пошевеливайся. Можешь целовать меня до самого низа. Привыкай потихоньку.

Его смешок заставил меня вспыхнуть от гнева. Он знал, что я всей своей сущностью не могла и не хотела этого делать, и тем не менее устроился поудобнее, закинув руки за голову, и с улыбкой наблюдал за моими попытками.

– Почему бы тебе для начала не провести языком по моему члену?

Хорошо. Это я могла. Это мне нравилось. Отлично. Я перевернулась на кровати, чтобы принять нужную позу. Он был уже возбужден, и, когда я нежно повела языком вверх, член уперся мне в лицо, такой же требовательный, как и его хозяин. Я охватила его губами, старательно и сосредоточенно, полностью поглощенная приятным процессом. И тут меня вернули к реальности. В буквальном смысле. Запустив руки мне в волосы, он опустил меня так резко, что растянувшаяся нить слюны оборвалась еще до того, как я успела перевести дыхание и проглотить ее. Представляя, как мерзко это выглядит, я кипела от ярости и унижения.

– Очень хорошо, только этого недостаточно, – он погладил меня по голове, как домашнее животное. – А теперь почему бы тебе не передвинуться пониже и немного поиграть с моими яйцами?

Я послушно придвинулась лицом к его паху. Вдруг я вспомнила о том, как он попросил меня об этом впервые и как я залилась краской, не желая делать того, что меня унижало. Сейчас, занимаясь этим, я задумалась о том, что со мной произошло. Как робость и смущение переросли в довольное, даже жадное послушание? А что будет через пару месяцев? Как ему удалось так легко заставить меня перешагнуть через себя?

Это было не самое подходящее время для самоанализа, потому что он приказал мне целовать внутреннюю часть его бедер, колени и ноги вплоть до кончиков пальцев. Я повиновалась, и, чем ниже я опускалась, несмотря на свои плохие предчувствия, тем быстрее и слабее становились мои поцелуи. Наконец мое лицо оказалось напротив его пальцев. Он ждал. В комнате стояла полная тишина. Он был спокоен, все в нем говорило о кричащей уверенности в том, что в конце концов я выполню то, что мне было сказано. Я почувствовала, как он придвинулся, чтобы лучше видеть, что творилось у меня с лицом и в голове, не желая ничего упустить.