Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

то брату хотелось побывать хотя бы в одном норвежском городе)[87]. <…>

Потом брат уехал из Москвы на постоянное жительство по службе, и я редко видела Сергея Николаевича. Он уже почти не бывал у нас (был шафером на свадьбе брата в нашей семье), а меня изредка приглашал к себе, когда собирал у себя интересных людей или когда бывал нездоров.

А затем он сам уехал из Москвы, и мы много лет не виделись. Перед отъездом он крестил у моего брата его единственного сына; а вскоре брат умер.

P. S. И в дополнение хочется указать на одну черту юноши Дурылина, о которой я забыла сказать. Он был необычайно чист в отношении к женщинам: никогда никакого пошлого слова, намека, взгляда.

Мой отец очень уважал его за это и никогда не боялся, если я долго задерживалась у него на званом вечере: он знал, что Сергей Николаевич не допустит в своей квартире ничего такого пошлого, и, когда изредка я возвращалась от него даже в 3–4 часа ночи, знал, что, значит, мне там по-настоящему, по-хорошему интересно и что Сергей Николаевич не отпустит меня одну домой, а найдет надежного, хорошего провожатого до самого дома.

А моя няня, которая с моих 16 лет стала побаиваться товарищей брата, как бы они не позволили себе чего в отношении меня, никогда не боялась Дурылина, говоря: «Этот будет монах» (не в буквальном понимании этого слова, конечно).

И всей своей жизнью Сергей Николаевич оправдал прогнозы моего отца и няни; я очень довольна их таким хорошим прозрением.

Как-то, лет 7 назад, Сергей Николаевич сказал мне: «Знаете, Надя, ведь Воля не знал физически ни одной женщины до 25 лет, до женитьбы». И добавил: «Это бывает очень редко».

Думаю, что такая же редкость была и с самим Сергеем Николаевичем.

[Продолжение см. в главе «Москва. Болшево».]

Гусев Николай Николаевич[88]

Гусев Николай Николаевич (1882–1967) — секретарь Л. Н. Толстого (1907–1909), его единомышленник‚ биограф, корреспондент, ученый-толстовед, автор статей и фундаментальных исследований о Толстом. В 1909 году за распространение запрещенных произведений Толстого был арестован и выслан на два года в село Корепино Чердынского уезда Пермской губернии. Один из организаторов Государственного музея Л. Н. Толстого (в разные годы — заведующий музеем, заведующий отделом рукописей, научный сотрудник). С 1925 года — редактор, позже член редакционного комитета юбилейного Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого. Доктор филологических наук, профессор, член СП СССР. Преподавал в МГПИ им. Ленина и в МГПИ им. Потемкина; возглавлял комиссию по изучению педагогики Л. Н. Толстого в Институте теории и истории педагогики АПН СССР. С 1952 года — сотрудник ИМЛИ им. Горького АН СССР. Близкий друг С. Н. Дурылина.

Я познакомился с Сергеем Николаевичем 52 года назад. В 1903 году, когда я жил в провинции, в Рязани, туда приезжал на время Сергей Николаевич, живший в Москве, к своим революционно настроенным молодым друзьям[89]. Затем в 1905 году, когда я переехал в Москву, наше общение стало гораздо более частым и близким. Оба мы были в то время молоды, стремились к светлым небесным высям. Приближались исторические дни первой русской революции, которая захватывала все передовые слои русского общества, в том числе, конечно, прежде всего молодежь. И мы с Сергеем Николаевичем были настроены революционно, мы признавали и исповедовали, что «гниет, как рыба, старый мир, мы впрок солить его не станем». <…>

Но в то же время в наших кружках никогда не прекращались нравственные искания; вопросы общественного переустройства и вопросы личной нравственности шли у нас всегда рука об руку, и без высокой личной нравственности мы не представляли себе общественного деятеля. Это сказывалось и на наших чтениях, на наших беседах. Помню, однажды, я услыхал стихотворение, которое начиналось такими строками:

Скрой свое горе

От взоров чужих,

Слез много уж в мире

Без вздохов твоих.

Пойди и подумай в ночную пору… и т. д.

Я сказал это стихотворение Сергею Николаевичу, оно ему очень понравилось, и он сейчас же написал новый вариант этих же настроений, и этот вариант в художественном отношении был выше подлинника. Это стихотворение Сергея Николаевича я тогда же запомнил наизусть:

Если тебе и тоскливо и больно,

Если ты в скорби своей одинок,

Если из глаз твоих слезы невольно

Льются, как вешний поток, —

К людям ты с скорбью своей не ходи,

Много у них неутешных скорбей!

В поле, где рожь колосится, уйди

С тяжкою думой своей.

Там отдохнешь на просторе и воле!

Есть где там плакать, есть где рыдать.

Сильный и бодрый без тягостной боли

К людям вернешься опять[90].

В 1907 году Сергей Николаевич становится деятельным сотрудником замечательного журнала, выходившего в то время в Москве под редакцией Горбунова-Посадова, под названием «Свободное воспитание». Задача журнала состояла в борьбе со старой казенной школой, в пропаганде новых методов воспитания. В журнале сотрудничала Н. К. Крупская.

Сергей Николаевич пишет ряд статей по свободному воспитанию, выпускает отдельную книгу под названием «В школьной тюрьме». Он описал там свои гимназические годы. Мы в то время были радикальными противниками существовавшего тогда школьного обучения. Теперь я думаю, что не все в старой школе было плохо, из нее выходили замечательные деятели, но в то же время пылкой молодости нам все хотелось снести с лица земли и на этих развалинах построить нечто новое.

В 1907 году я уехал в Ясную Поляну. Из Ясной Поляны мне пришлось обратиться к Сергею Николаевичу по такому поводу. Лев Николаевич однажды сказал мне: «Вот газеты доставили мне некоторый материал, а я еще хотел бы его иметь!» — «О чем, Лев Николаевич?» — спросил я. «О казнях», — с каким-то ужасом произнес это слово Лев Николаевич. Я обратился к моим московским друзьям с просьбой прислать в Ясную Поляну материалы о смертной казни. С такой же просьбой я обратился к Сергею Николаевичу и получил от него ряд материалов.

В 1909 году, когда меня уже не было в Ясной Поляне, Сергей Николаевич посетил Льва Николаевича. Это было 20 октября. Впоследствии по моей просьбе Сергей Николаевич написал воспоминания об этом посещении, которые, к сожалению, до сих пор остаются не напечатанными[91].

По возвращении из ссылки, я уехал из Москвы и поселился в провинции; общение мое с Сергеем Николаевичем продолжалось только в форме писем и