Приди ко мне, любовь - Лиза Клейпас

Прижимая платок к лицу, Люси сморщилась в подобии улыбки, но возражать не стала. Вместо этого она еще раз громко высморкалась как бы в знак согласия.

– Это правда, Бог действительно не дал мне терпения, но я буду стараться совершенствовать себя, чтобы…

– Для меня ты и так само совершенство, – прервал ее Даниэль, притягивая к себе и прижимаясь щекой к ее роскошным волосам.

Люси прильнула к нему и глубоко вздохнула – на этот раз с облегчением. Только с Даниэлем она обретала чувство уверенности и надежности.

– Даже не представляю, как порой ты терпишь меня, переносишь мои дурацкие выходки, – пробормотала она, еще крепче обнимая его.

– Что делать, я уже привык и не собираюсь отвыкать от этой привычки.

Люси поймала себя на мысли, что, зная Даниэля уже много лет, она не представляет себе иного мужчину, кому могла бы без опаски открыться в ожидании ответной любви, утешения, спокойствия и защиты. С кротчайшей нежностью она приникла к его широкой груди.

– Я преклоняюсь перед тобой, я обожаю тебя всю свою жизнь! – прошептала она, охваченная пылким пафосом юной страсти.

– Люси! – Девушка ощутила плечами, спиной, как напряглись его руки, и почувствовала, как он целует ее волосы. – Я не могу больше жить без тебя. Все, решено. Мы поженимся этой осенью, свадьба будет в сентябре.

* * *

В Конкорде не было такой семьи, которая не держала бы лодку, пусть даже утлый челнок, на причалах у старого или нового каменного моста. В теплое время года катание вверх и вниз по реке было излюбленным видом отдыха горожан. Проплывая по основному рукаву реки параллельно Мейн-стрит, трудно было не встретить кого-либо из своих знакомых. А что творилось на реке в тот достопамятный день, 4 июля, когда весь город праздновал День провозглашения независимости Североамериканских Штатов! Для жителей Конкорда это событие имело особый смысл, им было чем гордиться: каждый ребенок знал, что Американская революция начиналась с битвы при Конкорде 19 апреля 1775 года.

Как обычно в праздничные дни, на реке было особенно оживленно. В окружении целой флотилии Люси и Даниэль медленно, не спеша двигались на своей шлюпке в сторону Старого северного моста, проплывая мимо бесконечного ряда эллингов. Друзей и знакомых вокруг было такое множество, что Люси поминутно либо приветствовала кого-нибудь, либо отвечала на приветствия.

– До чего же здорово сегодня, – проговорила она, обращаясь к Даниэлю. Одну руку девушка опустила в реку и бороздила ею прохладную воду; другой сжимала ручку белоснежного зонта. День был жаркий, горячий, и влажный воздух навевал на всех легкую дрему. Торжественные речи праздничной церемонии уже отзвучали под сводами здания муниципалитета, и теперь горожане проплывали вдоль берегов в поисках уютных полянок для пикника. Вечером на реке ожидался карнавал, со шлюпками и лодками, нарядно разукрашенными гирляндами цветов и факелами, с фейерверком, петардами и хлопушками.

– Когда-нибудь я закажу твой портрет в этой шляпке, – сказал Даниэль, и Люси улыбнулась ему в ответ. Маленькая, аккуратная шляпка, кокетливо надвинутая на лоб, и в самом деле удивительно шла ей. Веточка пунцово-красных цветов окаймляла поля, спускалась вниз к виску и переплеталась с каштановыми локонами.

– В самом деле? А помнится, когда я покупала ее, тебе она показалась слишком легкомысленной.

– Правда? Что ж, действительно не очень серьезная и практичная… впрочем, весьма очаровательная.

– Кто, я или шляпка?

– Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду, – поморщившись, ответил Даниэль и налег на весла, давая понять, что тема исчерпана.

Люси вынула из воды руку, стряхнула с нее капельки; нахмурилась и сдвинула темные брови. Даниэль не любил, да и не умел просто так, ни о чем говорить с женщинами. Он всегда очень сдержанно, если не сказать холодно, относился к «дамскому щебетанию» своей невесты, считая это пустой и бесполезной тратой времени. Поначалу Люси не придавала этому особого значения, но постепенно частые реплики вроде той, которая только что прозвучала, стали раздражать и обижать девушку. Даниэль относился к ней как к девочке-подростку с трудным характером, «несерьезной и непрактичной, хотя и очаровательной». Скорее всего, как и многие мужчины, он был уверен, что женщине голова дана исключительно для того, чтобы носить шляпки, потому что ни на что иное она вкупе с ее обладательницей не годится. Люси уже давно заметила, что из их разговоров с Даниэлем категорически исключены некоторые, «мужские» темы, например, политика. Это был как бы предмет, не подлежащий обсуждению с ней. А если она пыталась обратиться к нему со своими мыслями или вопросами, он слушал ее вполуха и свои суждения произносил бескомпромиссным, не допускающим возражения тоном. Например, по поводу избрания Элизабет Кэди Стэнтон президентом Национальной ассоциации женщин-суфражисток Даниэль сказал: «Все это такая ерунда, не стоит даже обсуждать», – давая понять, что впредь возвращаться к данной теме он не намерен.

– А я не считаю это ерундой, – упорствовала в тот момент Люси. – Мне хотелось бы обсудить это и услышать мнения других. На следующей неделе будет лекция о предоставлении женщинам избирательных прав, на которую я хотела бы пойти.

– Женщины никогда не получат избирательных прав. Во-первых, они им не нужны. Место женщины – дом, семья; ее обязанность – ухаживать за своими домочадцами – мужем, детьми; ее право – сделать свой дом теплым и уютным. Во-вторых, когда мужчина идет на выборы, он голосует не только от своего имени, но и от имени своей семьи. Поэтому я твердо уверен, что мнения женщин достаточно отражены в бюллетенях для голосования.

– Но если бы…

– Хватит, Люси, не будем тратить время на пустяки.

«Интересно, если мы будем жить вместе, станет Даниэль с годами более терпимым к моему мнению? – подумала Люси. – Нет, это не означало, что его в принципе не интересует, о чем я размышляю, чем живу, просто он считал, что есть темы, которые не подлежат обсуждению с женщинами. Впрочем, все мужчины таковы на самом деле, одни в большей, другие в меньшей степени. Единственным исключением был, пожалуй, Хит Рэйн». Тут Люси вспомнила о нескольких мимолетных встречах с ним на вечеринках и танцевальных вечерах. Ради сохранения собственной репутации приходилось принимать все меры предосторожности, дабы ни одна живая душа не застала их вместе. Пелена таинственности окутывала эти минутные рандеву, придавая их отношениям особую прелесть дерзкой интриги. Люси чувствовала, что чары Рэйна проникают все глубже и глубже в ее сердце. Причиной тому была его непохожесть на других, например, на Даниэля, у которого всегда на любой счет было свое категоричное суждение. Хит же, напротив, весьма редко был в чем-то абсолютно уверен; потому он всегда охотно выслушивал мнение Люси. Правда, южанин частенько поддразнивал ее, переиначивая ее слова, но он ни разу не сказал, что ее поступки и мысли глупы.

Как-то раз на одной вечеринке, не сумев отказать Хиту в туре вальса, она, полурастерянно, полуобеспокоенно призналась ему: