Под флагом цвета крови и свободы - Екатерина Франк

– Что именно? – не понял Эдвард.

– Я ведь оскорбила тебя. Разве не логичным было бы хотеть моей смерти? – просто ответила девушка. Голос ее вдруг стал почти мертвенно спокойным. – Особенно после того, что ты сделал. Я помню, – с горькой усмешкой пояснила она. – Помню то, что случилось в воде и потом – в лодке. Это ведь ты отправился хоронить его?

– Я не хочу вашей смерти, – невпопад ответил Эдвард и поспешно кивнул: – Да, я… Это был я. Мне показалась, что он заслуживал христианского погребения.

– Заслуживал… – тихо подтвердила Эрнеста, упорно не глядя на него. Ветер развевал ее темные волосы, скрывая лицо, и Эдварду оставалось лишь наблюдать за ее тонкими смуглыми пальцами, выстукивавшими какой-то замысловатый мотив на нагретом дереве планшира. Внезапно она обернулась и впервые сама посмотрела на него своими внимательными черными глазами: – Почему Джек называет тебя подполковником?

– Ч… Что? – задохнувшись, словно от жестокого и беспричинного удара в самое сердце, почти прошептал Эдвард. От неожиданности он даже не сообразил, что можно было бы отшутиться или солгать.

Лицо девушки осталось невозмутимым и, что удивительно, совершенно серьезным:

– Он ненавидит тебя, но все же принял в команду; поручает самую черную работу и разрешает измываться над тобой остальным; легко мог бы рассчитать тебя за пьянство, однако ему, очевидно, доставляет куда большее удовольствие видеть тебя в таком состоянии – значит, оно когда-то было иным. Поэтому я хочу кое–что спросить: как тебя зовут?

– Эдди–Неудачник, – криво усмехнулся мужчина. Эрнеста улыбнулась уголками губ:

– А как тебя звали раньше?

– Раньше… – еле слышно вздохнул он. На душе стало невыносимо тоскливо и горько, но вместе с тем и спокойно – что ещё может быть страшно для него? – Подполковник Эдвард Дойли, офицер на службе в сухопутных силах Британии.

– И что же произошло, мистер Дойли? – тихо спросила Эрнеста. Он неловко ухмыльнулся, запустив пальцы в сальные, давно не мытые волосы:

– Это… Это не ваше дело, и я не понимаю, зачем вы это спрашиваете. – Ему самому почему-то мучительно хотелось рассказать обо всем, хоть с кем-то поделиться своими несчастьями – пусть даже с этой девушкой, вынесшей не менее страшное горе. – Знаете, когда… когда кажется, что ты наконец добился всего – признания, положения в обществе, какого–никакого благосостояния… и в этот момент самая желанная и прекрасная женщина этого мира говорит, что все это для нее не имеет значения… на многие вещи начинаешь смотреть иначе.

– Да, это правда, – легко согласилась девушка, и Эдвард вновь почувствовал раздражение: что-то было в ней такое, что резонировало, мешало ему вернуться к уже ставшему привычным мерзкому существованию от одного сделанного украдкой глотка рома до другого, в промежутках между которыми – опять те заплеванные ступени, доски, грязные котлы на камбузе, тычки, насмешки, чужие любопытные взгляды: и сколько ты ещё продержишься? Здесь была эта странная девушка с черными глазами и высокими испанскими скулами, говорившая по–английски без малейшего акцента, в одежде с чужого плеча – и с той особой аурой властности, стремительного и непрерывного движения, что даже воздух вокруг нее словно слегка рябил и искрился, будто вода под солнечными лучами.

– А вы никогда не пробовали… быть может, начать все с начала? – внезапно, как и все, что она делала, спросила Эрнеста, и в ее глазах Эдвард прочёл приглашение. Но ответить он не успел – из–за спины послышался недоуменный возглас только что выбравшегося на палубу боцмана:

– Какого чёрта ты тут делаешь? Ну-ка бегом… кхм, простите, мисс Эрнеста, – оторопело пробормотал он, уставившись на нее с таким видом, будто перед ним был по меньшей мере сам король в окружении блестящей свиты. Немного опомнившись, он стянул с головы свою засаленную треуголку, дружелюбно осклабился и сквозь зубы буркнул Эдварду: – Ступайте работать, мистер Дойли. Потом поговорим.

– Он не пойдет работать, мистер Макферсон, – неожиданно громким и спокойным голосом, сразу открывшим в ней привычку к беспрекословному подчинению, ответила Эрнеста, не дав Эдварду и рта открыть. – Я освобождаю мистера Дойли от наказания. Пусть сходит на камбуз, поест как следует и отдохнёт. Возможно, сегодня вечером он мне потребуется, поэтому снимите его, пожалуйста, с ночной вахты. Если я не ошибаюсь, на ней все равно не положено находиться больше двух дней подряд.

И без того всегда красное от ежевечерних возлияний и постоянного нахождения на верхней палубе лицо Макферсона совсем побагровело; он ошарашенно переводил взгляд с девушки на Эдварда и обратно, то открывая, то закрывая рот, и прошло не меньше полуминуты, прежде чем он выдавил:

– При всем уважении… Вы на этом корабле гостья и не должны оспаривать приказы боцмана.

– По корабельной иерархии штурман стоит выше боцмана, – спокойно перебила его Эрнеста. – За отсутствием старшего помощника и квартирмейстера я – второй человек на корабле после капитана. Поэтому действуйте, мистер Макферсон. Я озвучила вам свой приказ.

– Капитан ничего не говорил мне… – в голосе его послышалось уже не негодование, а недоумение, и девушка позволила себе чуть смягчить тон:

– Вероятно, он собирался сообщить об этом команде в самое ближайшее время. Все случилось всего полчаса назад.

– Но я всё равно не понимаю… Он ведь должен был вам объяснить, – Макферсон покосился на Эдварда, и глаза Эрнесты вновь сверкнули злым огнем:

– Делайте, как я сказала. А с Джеком я сама поговорю, – коротким кивком дав понять, что разговор окончен, она быстро пересекла палубу и скрылась в капитанской каюте. Макферсон пожал плечами и недовольно, но, похоже, в душе уже смирившись, проворчал:

– Ладно уж, раз такие дела… Идите обедать, мистер Дойли.

– Есть, мистер Макферсон, – с усмешкой отозвался Эдвард. Впервые за много дней ему хотелось выпить ровно настолько, чтобы иметь силы удержаться от этого.

***

Джек корпел над картой, выписывая на ее поля из судового журнала вычисленные координаты – вожделенный маршрут все никак не желал укладываться в необходимые временные и пространственные рамки – когда дверь в каюту с треском распахнулась. Подобным манером к нему могли войти лишь двое – и то Генри в последнее время приобрел совершенно очаровательную привычку стучать, хотя капитанского разрешения по–прежнему не дожидался. Ну, не все сразу, а это уже какой–никакой прогресс, усмехнулся про себя Джек, сразу повеселев.

– Подумала над моим предложением?

– Дай-ка мне выпить, – вместо ответа попросила Эрнеста, бесцеремонно разглядывая карту через его плечо. Вид у нее был настолько воодушевленным и бодрым – особенно на контрасте с тем, что был всего час назад – что Джек и вправду вылез из–за стола и отправился к комоду, из верхнего ящика которого извлёк пузатую флягу:

– Лучшее, двенадцатилетней выдержки. Знала бы ты, где я его оторвал… впрочем, нет, лучше тебе этого не знать. Надеюсь, я потрачу его не впустую?