Время расплаты - Юлия Еленина

— Да, милый.

Сегодня днем как будто получил пощечину, а сейчас подставил вторую щеку. Ничему жизнь не учит.

Слушать это было выше моих сил. Поставив чашки обратно на стол, вышел из кабинета, хлопнув дверью, а потом на улицу. Сигарета, вторая… Горло начало саднить, но это мелочь по сравнению с тем, что изнутри как будто кто-то царапал острыми когтями.

И снова тот же вопрос. Нахрен мне все это надо?

Можно сесть утром в машину, вернуться домой и две недели пролежать на диване. Это был бы самый лучший выход. Но я знал, что не уеду. Снова уедет она, наверное, к «милому». Блядь, прямо тошнит.

Отбросив окурок, я вернулся в кабинет Арсена. Лиля уже закончила разговор и теперь сидела, обхватив руками чашку, но все в той же позе.

— Почему ты злишься? — посмотрела на меня.

— С чего ты взяла? И вообще, не надо лезть ко мне в голову.

— Я и не могу, — пожала она плечами.

Так, что-то нас опять не туда заносит. Я сделал глоток кофе и спросил:

— Так что там с Богдановым?

— Мы заключили сделку, — спокойно ответила Лиля.

Блядь, она хоть знает, что это за человек? Лезет в самое пекло, не разобравшись.

— Ты какого черта творишь?

Ответить она не успела. Снова чертов телефон. Может, опять «милый», и что ему неймется?

Но сейчас Лиля нахмурилась, а потом осторожно ответила:

— Алло, — и тут же включила громкую связь.

— Мне показалось, мы нашли общий язык, — донесся из динамика мужской голос.

— Нашли, — подтвердила Лиля.

И что за хрень я сейчас слушаю?

— Мне не нравится, когда рядом с людьми, с которыми я заключаю сделки, ошиваются менты. Даже если эти менты в данный момент не при исполнении и, возможно, просто хотят тебя трахнуть.

Богданов. Надо было догадаться, что он приставит кого-то к Лиле, чтобы не проморгать компромат. Пробить номера машины для такого человека не проблема. А дальше тоже дело техники. И вот за час вся моя подноготная у Богданова на столе, ну, или, что более вероятно в двадцать первом веке, на электронной почте.

— Это все? — спросила Лиля.

Да она точно представления не имеет, с кем разговаривает.

— Я не люблю, когда мне мешают.

— Угроза?

— Предупреждение.

Богданов положил трубку, и я наконец-то нецензурно выругался.

— Ты понимаешь, с кем связалась?

— С человеком, который идет на все, когда ему что-то нужно, который привык все контролировать и использовать любые точки давления. Скорее всего, поднимался он в девяностые, причем не совсем законным путем. Любит упиваться своей властью, доминировать. Он умен, находчив и расчетлив. А еще у него, скорее всего, проблемы с потенцией.

И тут я подавился кофе. Захотелось съязвить, спросив, не проверяла ли она. Но я сдержался.

— И это он сам тебе рассказал? Или все-таки компромат ты видела?

— Не видела, — покачала Лиля головой. — Но все качества Богданова налицо.

Как хорошо, что ко мне в голову она забраться не может, если сказала правду, конечно. То, что она бы там нашла, не понравилось бы нам обоим.

Мы молча сидели, как и раньше. Только сейчас на нас была одежда, а в остальном все прежнее: тот же подвал, тот же диван, даже кружки те же. Но мы уже другие.

И вот вроде бы нормально разговариваем даже, а у меня внутри шквал эмоций, масса противоречий, буря чувств, но все это я научился скрывать под маской отчужденности и холодности. И, наверное, я бы сейчас хотел обладать способностью Лили читать людей, чтобы понять, что творится у нее внутри.

Но понравилось бы мне то, что в ней? Может, не всегда знание — сила?

Я старалась не выглядеть растерянной или потерянной, хотя именно так себя и чувствовала. Сердце готово было сломать ребра, а голова кружилась, потому что я не могла нормально вдохнуть.

Господи… Мы вдвоем, наедине в маленькой комнате. Я этого так давно хотела, а теперь боялась. Он злился — это единственное, что я смогла уловить. Личное мешает объективной оценке. Мы видим то, что хотим, или отрицаем то, что нам не нравится.

Сейчас передо мной был незнакомый человек, с не разглаживающейся складкой между бровями, а тот Женя, которого я помнила, всегда улыбался. И та улыбка сводила меня с ума.

Мы — какое-то извращенное чувство юмора жизни. Двое, ближе которых не было, которые казались единым целым, теперь ведут себя как едва знакомые люди. Да, такое бывает, но я никогда не думала, что подобное случится с нами. Мы оказались в разных параллелях, за стеной отчуждения. Говорили, пропуская главное. Смотрели, как будто не видя. И все пустое, холодное…

А раньше он всегда хотел касаться, начиная с того первого вечера, когда впервые провожал меня домой. Не пытался обнять, не подставлял локоть — только едва касался плечом. Я не знаю, почему не отказалась. До него желающих было много, но все получали от ворот поворот, а ему я дала шанс. Наверное, еще тогда моя интуиция уже все предугадала, просто осознание пришло гораздо позже.

Я, честно, ждала пошлых шуток, плоских анекдотов, прозрачных намеков, но когда Женя спросил о моих планах на будущее, даже сбилась с шага. Что за странные вопросы?

Хоть я и была девочкой неискушенной в отношениях с парнями, но совсем не глупой. Это такой новый вариант пикапа? Ответила я неохотно, но вполне вежливо, и неожиданно завязался очень интересный разговор.

Мы бы, наверное, проговорили до утра, сидя на скамейке, если бы так не вовремя отец не вернулся из командировки. Я не заметила его машину — как будто вообще все вокруг исчезло. И потом подобное впечатление часто создавалось, когда мы с Женей были вдвоем. Возможно, потому, что нам действительно никто не нужен был. Мы и были миром друг друга.

Тень возвысилась надо мной, загородив тусклый свет фонаря, и я подняла голову, удивившись:

— Папа?

— Пойдем домой, — кивнул он на дверь подъезда, полностью игнорируя приветствие Жени и даже его присутствие.

— Сейчас иду, — вздохнула я.

Отец отошел, но недалеко. Открыл подъезд и обернулся, гипнотизируя нас взглядом. Черт! С юношеским максимализмом потянуло на скандал, но я, стиснув зубы, отдала Жене мастерку и кивнула. Под пристальным взглядом отца не хотелось растягивать прощание.

Мы вошли в подъезд, поднялись на этаж, и уже в квартире, даже не успев снять обувь, я возмутилась:

— Ты мог не вести себя как домашний тиран?

— А что я сделал? — как будто не понял он.

— Ты все сам прекрасно понимаешь!