Непобежденная. Ты забрал мою невинность и свободу, но я всегда была сильнее тебя - Катя Мартынова

Когда Лене пришло время рожать, Виктор притащил нам кое-какие вещи, которые, по его представлению, должны были помочь нам справиться с родами. Он принес стопку хлопковых простыней, ножницы и перекись водорода для дезинфекции. А еще он дал нам учебник для акушерок. Из него мы должны были почерпнуть информацию по гинекологии и деторождению.

– Учитесь, пока есть время, – проворчал он. – В этой книжке написано все, что вам нужно знать.

С этими словами он захлопнул люк и задвинул засовы.

Пролистав учебник, я пришла в еще больший ужас. Из него я поняла, что настоящей акушеркой мне не стать, и начала бояться даже открывать эту ужасную книгу. До последнего момента я надеялась на чудо, которое избавит меня от необходимости читать учебник и выполнять опасную процедуру. Но за несколько дней до родов мне стало ясно, что выхода нет. До того момента я вообще не думала о родах. Я знала лишь, что без посторонней помощи женщине очень трудно с этим справиться. И тогда я дрожащими руками раскрыла учебник, чтобы понять, что же нужно делать. Прочитав пару абзацев, я поняла, что не обладаю знаниями, необходимыми для восприятия информации. Учебник явно не был рассчитан на пятнадцатилетнюю девочку, никогда не учившуюся анатомии. Иллюстрации оказались очень сложными и совсем неинформативными. Я листала страницы и поражалась сложности процесса. Со страхом я прочитала абзац, где говорилось, что для родов требуется не только присутствие врача и акушерки, но еще и наличие множества приборов и лекарств. Только так можно обеспечить безопасное появление ребенка на свет. У нас же было только то, что принес Виктор. Отчаянно пытаясь почерпнуть из учебника хоть какие-то знания, я нашла конкретные инструкции только по одной части этой сложной процедуры: что нужно делать, когда ребенок уже родится. Кроме того, я выяснила, что перед рождением плод следует развернуть так, чтобы он шел головкой вперед. Когда мы обе прочитали этот раздел, то принялись определять положение головки плода. Но мы ничего не чувствовали и не понимали. Ясно было лишь одно: ребенок двигается, а значит, он жив.

Все произошло в ночь с 5 на 6 ноября. У Лены начались роды: отошли воды и начались схватки. Лена лежала в нашей постели, крича от мучительной боли, а я могла лишь страдать и рыдать вместе с ней. Каждый раз, когда она кричала, у меня сжималось сердце: ведь я ничем не могла ей помочь. После нескольких мучительных часов ей удалось вытолкнуть головку ребенка. Мне было страшно смотреть на нее, и я почти все время сидела к ней спиной, безудержно рыдая. Я слышала крики Лены, и вдруг они стихли. Я не знала, что произошло. Мне было слишком страшно обернуться. Но когда она заговорила, я вытерла слезы и обернулась. Увиденное меня поразило. Я не могла понять, как Лене удалось вытолкнуть ребенка. Измученная, она лежала на постели, держа на руках новорожденного мальчика. Я мгновенно преодолела страх и отвращение. Я знала, что нужно делать. Быстро найдя нужный раздел в учебнике и изо всех сил сдерживаясь, я тщательно следовала инструкциям. Сначала я ножницами перерезала пуповину, обмыла место среза перекисью и перевязала пуповину ниткой. Потом я обтерла маленькое тельце от крови и запеленала его в кусок простыни. Все это время младенец кричал. Хотя беременность была нечеловечески тяжелой, малыш казался на удивление сильным и здоровеньким. Он кричал очень громко. Насколько я могла судить, его рост и вес тоже были вполне нормальными. Лена приложила его к груди, и вскоре он заснул.

– Я назову его Владиславом, – сказала Лена, целуя малыша.

Она казалась очень счастливой.

В ту ночь мы почти не спали. Мы сидели на постели и рассматривали маленького Влада. Обе мы вздохнули с облегчением: Лена справилась и выжила после родов. Мы втайне надеялись, что, увидев сына, Виктор смягчится.

На следующее утро, когда он пришел, мы показали ему младенца и сказали, что у него родился сын. Но он взглянул на младенца лишь мельком. Стало ясно, что Виктору нет до малыша никакого дела. Он приказал мне быстро подняться в зеленую комнату: он опаздывает на работу, и ему нужно перепихнуться по-быстрому.

Карстэн Графф

Я провел в Рязани почти месяц. У меня истекала виза, и мне нужно было уезжать. В день отъезда Катя с мужем проводили меня на вокзал. На платформе Денис дружески пожал мне руку, а Катя сердечно обняла. Ольги с нами не было. Мне было очень приятно побыть наедине с Катей и Денисом. За такое короткое время я успел сблизиться с ними. Поначалу написание истории Кати было для меня всего лишь работой. Но она отнеслась ко мне с таким доверием, что это стало настоящей миссией.

В последующие месяцы я много путешествовал, но почти каждый день писал Кате. Ежедневно я получал новую информацию и детали ее истории. Одновременно я продолжал собирать сведения о Викторе. В течение двух месяцев я каждый день по 10–12 часов пытался ставить себя на Катино место. Я пытался понять ее боль, страх, страдания, логику и точку зрения. Но в процессе я начал лучше понимать также мышление и мотивы преступника. Чтобы больше узнать о Викторе, я прочитал на русских сайтах несколько интервью с ним. Он постоянно утверждал, что построил бетонный подвал для хранения овощей. Когда журналисты спрашивали, почему он поставил там мебель, ведро-туалет и кровать, он отвечал, что мать не хотела, чтобы он приводил женщин домой. Поэтому он якобы приглашал их в подвал, чтобы мать ничего не знала. Но он не мог объяснить, зачем так тщательно замаскировал вход в подвал. Про Катю и Лену он тоже говорил странно. По его словам, он им помог, дал им кров и заботился о них. Он не проявлял ни раскаяния, ни стыда. В одном из интервью он даже похвалялся своими способностями любовника – он не только защищал и баловал девушек, но еще и открыл им радости секса!

Если я хотел понять Виктора, то не мог обойтись одной лишь публичной версией его истории. И тогда я решил узнать, где он отбывает наказание. Возможно, мне удастся посетить его в тюрьме и взять у него интервью. Вряд ли он много мне расскажет, но я хотя бы получу представление о том, что он за человек. Прежде чем приняться за розыски Виктора, я написал Кате и спросил, как она отнесется к нашей с ним встрече.

– Я была бы рада, если бы вы смогли встретиться и поговорить с ним, – ответила она. – Вам будет проще понять его и написать его историю.

– А вы не хотели бы с ним встретиться?

– Карстэн, одна лишь мысль о том, что я могу оказаться рядом с этим безумцем, приводит меня в ужас. Я не смогу этого сделать. Но если вы сможете его найти, то сумеете передать ему мои слова.

– Что я должен сказать ему?

– Я бы очень хотела, чтобы он понял: ему не удалось раздавить ни Лену, ни меня. Мы обе стали любящими матерями, мы умеем заботиться о других людях и уважать их. Виктор пытался растоптать достоинство двух невинных девушек, но уничтожил лишь самого себя и оказался в тюрьме.

Я пытался разыскать Виктора через полицию, журналистов и чиновников. Но вскоре мне стало ясно, что российская тюремная система страшно забюрократизирована. Я посылал множество писем и запросов, но почти не получал ответов. Два месяца я пытался связаться с Виктором, но так ничего и не добился. Я не узнал даже, в какой тюрьме он отбывает наказание. Если я собирался написать портрет Виктора, то делать это пришлось бы не в личном общении. И тогда я начал анализировать данные полиции, рассказы Кати и статьи журналистов. Кроме того, у меня были судебные и следственные документы и список конфискованных у него вещей. С помощью всего этого мне предстояло понять его логику и мотивы и проникнуть в его душу. Приходилось полагаться исключительно на предположения. Впрочем, Виктор был настоящим лжецом, и мне никогда было бы не написать его подлинную историю, опираясь исключительно на его интервью. Мне пришлось создавать предполагаемую биографию насильника, которая могла оказаться более достоверной, чем то, что хотел рассказать о себе Виктор.