Нарушая правила - Сагара Люкс

в прошлом году мне подарил Рулз. Вот уже четыре года я не пью и не испытываю ни малейшего желания к женщине.

«Четыре. Бл*дь. Года».

И вот я откупориваю бутылку, подношу ко рту и делаю большой глоток. Чувствую, что мои руки горят не меньше, а даже больше, чем горло.

Я умираю от желания вернуться к ней.

К податливой девчонке.

Мягкой. Чувственной.

«Безумно возбуждающей».

При воспоминании о её стонах член становится настолько твёрдым, что причиняет боль. Я не должен чувствовать на себе её запах, не должен думать о том, каково это — смотреть, как она кончает на мой язык, а не на мои пальцы.

Но это не так.

Облизываю губы, на которых остался вкус её кожи. Падаю плашмя на диван и делаю ещё один глоток бурбона, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы перебить его. При этом я разжимаю и сжимаю пальцы руки, которой прикасался к ней, стараясь не думать о контрасте между её мягкой плотью и твёрдостью пирсинга в клиторе.

«Моя маленькая Птичка трансгрессивна».

Каждый раз, когда мне кажется, что я её разгадал, Джиллиан Аллен находит способ меня удивить. Это нехорошо. Всё необычное привлекает моё внимание, а мне не нужно думать о ней иначе, чем о работе.

Не так.

Она и есть работа.

Чистая и простая работа.

И всё же, как только слышу, как она выходит из ванной, у меня замирает сердце, а взгляд устремляется на лестницу, с которой она может спуститься. Альтернативы нет. Все окна в доме зарешечены. Если Джиллиан хочет выбраться, ей придётся воспользоваться дверью и пройти мимо меня.

«Что ты будешь делать, Птичка?

Попытаешься уйти или войдёшь в клетку?»

Шаги замирают у начала лестницы. Некоторое время она стоит неподвижно, так тихо, что я не слышу даже отрывистого звука её дыхания.

Затем она входит в комнату и запирает дверь.

«Будто это может меня остановить».

Поставив бурбон на пол, я тянусь за сумкой, которую украл из её дома. Если не хочу думать о ней — или снова распускать руки, — мне нужно чем-то себя занять. Высыпаю содержимое на пол, чтобы рассмотреть. Кроме обычных вещей — бумажника, ключей, помады, носовых платков — я замечаю ещё один блокнот для рисования. В отличие от других, в этом — простые зарисовки. Ребёнок в парке. Мать кормит грудью. Парочка держится за руки.

На всех счастливые сюжеты.

На всех, кроме одного.

На последнем рисунке изображена полностью обнажённая женщина, её лицо преображено наслаждением. Кто-то стоит перед ней на коленях, лицо мужчины зарыто между её бёдер, а руки лежат у неё на коленях, словно он хочет их раздвинуть. Возможно, я ошибаюсь, но у меня такое впечатление, что этот мужчина похож на меня.

А женщина похожа на неё.

Более зрелая версия. Способная озвучить свои желания и отдать тело своим фантазиям.

«Даже не думай об этом».

Разочарованно вздохнув, я отодвигаю альбом (и мысли) — подальше.

Беру в руки её мобильный телефон и читаю последние сообщения. В записной книжке мало контактов, но есть один, с которым Джиллиан постоянно на связи: «Шэрон». Тон переписки очень доверительный. Из того, что они пишут друг другу, понимаю, что это не та подруга, с кем она ходила в «Голубые ноты». Предполагаю, что номер принадлежит её сестре, которая, как она уверена, придёт ей на помощь. Последнее сообщение было отправлено накануне вечером, вскоре после того, как она вернулась домой. Затем последовало несколько звонков, на которые Джиллиан так и не ответила.

У меня пока нет идеи, что буду с ней делать, но меньше всего хочется, чтобы кто-то шёл по её следу… Или по моему.

Поэтому я быстро набираю и отправляю сообщение.

Джилли: Не ищи меня.

Как только приходит подтверждение отправки, я вынимаю батарею, бросаю телефон на пол и наступаю на него.

За последние несколько часов я совершил несколько ошибок. Слишком много.

Бросая вещи Джиллиан в камин, чтобы поджечь, я обещаю себе, что с завтрашнего дня всё будет по-другому.

Я буду держать свои руки — и свои мысли — в узде.

Но, прежде всего, я найду способ сдерживать её.

Глава 11

Джилли

Последние месяцы мне снился один и тот же сон.

Лес. Меня преследует мужчина. Темнота.

Думала, после того как меня похитили и притащили в место, которого боюсь больше всего, мой кошмар станет более ярким и жестоким, но произошло с точностью до наоборот. Впервые за долгое время я проспала всю ночь.

Проснулась с чувством спокойствия и отдохнувшая. Поют птицы, лёгкий ветерок ласкает лицо. Скромный приятный свет проникает через открытое окно. Я протягиваю руки, чтобы размять мышцы, и вдруг понимаю, — что-то не так.

Ощущение благополучия внезапно исчезает, сменяясь страхом. Моё запястье приковано наручниками к изголовью кровати, но это ещё не всё. Под простынёй я голая. Когда вчера вечером я заперлась в комнате, на мне были майка и трусы. Но теперь дверь открыта, а одежды нет.

Здесь кто-то побывал.

Нет, не кто-то. Он.

Затылок покалывает. Я поворачиваюсь к креслу в изножье кровати и вижу его. Сердце сбивается с ритма при мысли о том, как он раздевает меня и связывает, пока я сплю. Но это ничто по сравнению с тем сильным страхом, который охватывает меня, когда понимаю, что на нём уже нет балаклавы.

Рассматривая мужчину, я тяжело сглатываю. Он отличается от того, каким его представляло моё воображение. Он не обезображен, не уродлив. Светлые волосы, короткие по бокам и длинные на макушке. Наверное, он только что принял душ, потому что волосы выглядят влажными. У него хорошо очерченный рот, челюсть квадратной формы, а голубые глаза смотрят на меня недобро. Похититель красив, но как-то брутально. Мощное телосложение, руки на коленях, жёсткая осанка… Одет полностью в чёрное. Несмотря на жару, на нём нет ни одного открытого участка кожи. И я не могу не задаться вопросом: почему?

— Ты боишься леса, — неожиданно говорит он.

Я вздрагиваю. В его голосе что-то глубоко неправильное. Каждое слово, каждый вздох… Я чувствую, как они отдаются внутри меня, словно он настроен на мою душу. Мне это не нравится. Но я не могу отвести взгляд, не могу перестать надеяться, что мужчина снова заговорит со мной.

Я облизываю губы, чувствуя себя неловко. Его взгляд быстро перебегает на мой рот, затем снова поднимается и наблюдает за мной с такой интенсивностью, что мне становится не по себе.

— Я не боюсь леса, — вру я.

Он долго-долго