Принцесса - Мария Степанова

— Да вы что, тетя Таня! Столько вкусного на столе!

Они ели молча, только глухо стучали ложки о керамические кружки, да слышно было, как все жуют.

— А Нина где? — опомнился Илька.

— Вызвали ее с утра, пошла к Фроловым, бабка у них там лежачая, старая, капризная, совсем худая, наверно помрет скоро. Вот и ходит наша Нинка, бабку смотрит. Да придет уж скоро.

Почти сразу после этих слов двери открылись и вошла Нина. Увидев гостей она улыбнулась.

— Здрассьте всем! — весело произнесла девушка, наклонилась и начала стягивать высокие черные резиновые сапоги. — Когда же эта квашня закончится?! — пыхтя и отдуваясь говорила она, — надоело сил нет!

— Скоро, доча, скоро! — дядя Лёша откинулся на стуле, — вон по телевизору сказали, заморозки скоро начнутся.

Нина ополоснула руки и села за стол, рядом с Илькой.

— Доча, зря на угол села! — подал голос дядя Лёша, — семь лет замуж не выйдешь! И так уж в девках засиделась!

— Пап, ну хватит уже! — Нина укоризненно посмотрела на дядю Лёшу.

— А чего? Я всю правду говорю, — невозмутимо продолжил дядя Лёша, — пока тридцати нет, надо торопиться, а после тридцати тебя уж точно никто не возьмет. Разве что в городе. Слыш, Илюха, найди нашей Нинке жениха в городе! Да побогаче!

— Что это ты разошелся? — вступилась за дочь молчавшая до этого Татьяна Петровна, — ишь, разболтался! Иди лучше дрова в поленницу складывай, а то опять до снега в куче валятся будут!

— Уберу, уберу! — покладисто согласился дядя Лёша, — вон, Илюха поможет.

Илька согласно кивнул, а Татьяна Петровна махнула на мужа рукой.

— Вот еще придумал! Он сюда поди отдыхать приезжает, а не работать!

— Да я помогу! — Илька допил чай и отодвинул кружку, — полезно иногда физически поработать.

— Во! — дядя Лёша указал Татьяне Петровне на Ильку и посмотрел выразительно.

— Бабуль, — Лерка достала фотографию, — смотри, что мне Лютик подарит!

Татьяна Петровна прищурилась, отодвинув фотографию от себя, потом достала из кармана фартука очки, надела..

— Не понимаю… Поросенок что ли?

— Ага! — радостно подтвердила девочка, — минипиг!

— Ну-ка мне покажи? — дядя Лёша заинтересованно потянулся, — что там у тебя?

Лерка протянула деду фотографию.

— Мать, дай очки-то… Свинья что ли? Лерка, зачем тебе свинья из города? Она поди больная! Этим… Свиным гриппом, вот. Хочешь, я тебе у Сиротиных поросенка возьму? У них недавно опоросилась свинья, аж шестнадцать штук принесла! А порода хорошая, килограмм двести будет весить когда вырастет, всю зиму есть будем!

— Дед, ну ты чего?! Это не обычный поросенок, а очень маленький! Он вырастет и будет чуть больше кошки!

— Ну я ж говорю — больной! На что он тебе?! А можно еще курей развести, вон баба вам отдаст пяток, будешь с утра яички свежие кушать!

Лерка вытаращилась на деда, упорно не желавшего понимать, что она вовсе не собирается разводить сельское хозяйство в собственном доме, потом, глядя на добродушное лицо дяди Лёши, махнула рукой.

— Да ты все равно не поймешь, дед.

— Не пойму, — согласился дядя Лёша, — ну что сидишь-то, городской! — переключился он на Ильку, — пошли дрова возить, а то до ночи прокопаемся!

Он такой красивый! Даже в отцовых старых кирзачах и потрепанной куртке он казался Нине восхитительно красивым. Она исподволь поглядывала на Ильку, который охотно и бодро набрасывал в старую тачку поленья, потом хватал ее и по накатанной уже толкал во двор. Отец больше балагурил, курил да раздавал указания, тем временем огромная куча за оградой уменьшалась, а Илька, казалось, даже не устал. Они вдвоем — Нина и Юлька — складывали поленницу. Лерка, почесывающая заживающие ветряночные пупыри, сидела на крыльце и швыркала чай из большой кружки. Мать выходила пару раз, спрашивала, не надо ли чего, получала уверенный ответ, что не надо, и уходила в дом. Нина всегда удивлялась, как Юлька совсем не боялась работы. Она вспоминала момент, когда первый раз увидела ее, и ей казалось, что беспомощнее существа нет на белом свете. Брат только и делал целыми днями, что нянчился с этой городской принцессой, а когда уходил на работу, то просил мать присмотреть за Юлькой. Нина с любопытством поглядывала на дверь в братову комнату, в надежде, что незнакомка наконец-то выйдет. Но Юлька упорно сидела внутри, и только редкие всхлипы свидетельствовали о том, что она еще жива. Нина не понимала, почему девушка плакала. Она пыталась выспрашивать мать, но та только шикала на нее. У Сереги Нина спрашивать стеснялась, ей казалось, под всем этим скрывалась какая-то стыдная история, и боялась, что у брата будут неприятности. Маленького роста, не выглядящая на свой возраст, Нина была очень умненькой, многое понимала, хотя взрослые не воспринимали ее всерьез. И что такое секс тоже. Деревенские вообще взрослеют быстрее, тайна отношения полов для них не новость, тем более, все перед глазами. Она знала, что невестка беременна, но искренне не понимала, отчего все кругом выглядят озабоченными. Серега так вообще перестал улыбаться, вечно ходил хмурым, много курил и почти с ней не общался, занимаясь своей женой. Нине было чуть обидно, потому что обычно брат был очень приветлив, посвящал ей почти все свое свободное время и, в общем-то, выполнял некоторые функции отца.

А потом она уехала. И тогда же Нина в первый раз увидела Ильку. Он показался ей невероятным на фоне новенькой машины, в строгом пуловере и темно-коричневых джинсах. Она видела его мельком, пробежав от уборной к дому, не удержалась, встала на носочки на крыльце и взглянула еще раз. Но тогда он ее даже не заметил. Они с Серегой о чем-то поговорили, потом брат выволок рыдающую Юльку и затолкал на заднее сидение автомобиля. И все. Нина думала, что после отъезда Юльки все будет как прежде, но как прежде не стало. Неделю в доме была тишина. Серега с матерью о чем-то шепотом спорили на кухне, а потом он вдруг побрился налысо и уехал, поцеловав ее и мать на прощание. Тогда мать в первый раз слегла. Испуганная Нина делала все, что могла, и именно в те дни между ней и матерью завязались те самые отношения, которые сплачивали на всю жизнь. Мать была благодарна за заботу, обнимала ее за русую голову, целовала и плакала. Она много плакала в те дни, Нину это угнетало, но она терпела, потому что это тоже входило в обязанности дочери — терпеть. Когда мать не плакала, они много разговаривали. И тогда она впервые услышала слово "мезальянс". Именно так назвала мать отношения брата и этой капризной девушки, сокрушалась о том, что Серегина невоздержанность теперь принесла столько проблем.

Так прошел остаток лета, осень и зима. Серега писал редко, скупо, утверждал, что все хорошо и обещал скоро вернуться. Но он все не ехал и не ехал, а потом случилось это. Каникулы были не за горами, закончились майские праздники, в огородах посадили картошку, уроков почти не задавали и можно было целыми днями проводить на улице. Так они и делали — носились разновозрастной толпой с одного края деревни на другой, по очереди катались на велосипедах, в общем, жили счастливой детской жизнью. Нине исполнилось тринадцать, и она каким-то непонятным чувством ощущала, что это лето будет последним летом детства, поэтому старалась наиграться на всю будущую жизнь. Она почти с завистью смотрела на малышек, баюкающих в старых байковых пеленках куклят. Ей тоже хотелось поиграть в куклы, но никто из ровесниц не предлагал, и она только могла дома подержать в руках давно заброшенного пупса Вовку, с которым не расставалась с детства. Вовка изначально был красавцем, но годы службы подточили состояние пупса, волосы на голове поредели, на лице остались следы шариковой ручки, пальцы косолапых ног были покусаны. Сейчас он лежал в серванте, завернутый в старое полотенце, у дальней стенки, рядом с парой новых валенок.