Александр Абдулов. Необыкновенное чудо - Сергей Соловьев

Прекрасно, когда актерская судьба в театре начинается с главной роли, но когда это такая роль – еще и очень ответственно. И я бесконечно благодарен театру, благодарен ведущим его мастерам, которые очень помогли мне в работе над ролью Плужникова, у них я учусь и с ними выхожу на сцену…

В Театре имени Ленинского комсомола любят поиск, смелый эксперимент. Моей следующей крупной работой стала роль Хоакина Мурьеты в постановке пьесы великого чилийского писателя Пабло Неруды «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». Спектакль посвящен героическому чилийскому народу и решен как музыкально-пластическое действо…

Полвека для театра, наверное, много. Но я не ощущаю его возраста. Для меня этот театр – мой ровесник.

…Один мой знакомый врач как-то сказал: «Актер – это не профессия, это – диагноз». Очень точная характеристика. Нужно с самого детства впитать в себя эту профессию, чтобы не помышлять ни о какой другой…

Любая роль требует времени, я задолго до спектакля прихожу в театр, для того чтобы настроиться, собраться, разогреть себя. Никита в «Жестоких играх» – мой современник, но это не значит, что играть его мне легче и проще, чем, например, Плужникова («В списках не значился»). И готовиться к выходу на сцену перед этим спектаклем особенно не нужно. Это не так… Другое дело, что каждый актер настраивается на спектакль по-разному. Поверьте, чтобы подготовить себя к спектаклю, совсем не обязательно, сидя в театре, сосредоточенно смотреть в одну точку… Я люблю эту роль (роль Никиты в «Жестоких играх»). Из всех четырех героев у Никиты самая сложная ситуация. У всех абсолютно ясны причины, из-за которых они страдают, против чего борются. У одного отец – пьяница, другую выгнали из дома. У Никиты же все вроде бы хорошо. На первый взгляд.

Знаете, в чем прелесть этого спектакля? Он живой, он дышит. Его можно сыграть чуть лучше, чуть хуже. Выходишь на сцену – и начинается импровизация. Пожалуй, это единственный спектакль, где столь велика доля импровизации. Причем каждый раз, начиная играть спектакль, мы не знаем, каким он получится на этот раз…

Я сыграл Плужникова, еще будучи студентом. Огромная радость, счастливый случай – не знаю, как назвать то, что Марк Анатольевич, увидев меня в студенческом спектакле, рискнул пригласить никому не известного начинающего актера на такую ответственную роль. Она и по сей день остается любимой моей работой…

…Есть такие актеры, которым от природы даны голос, пластика. Такие, как Николай Караченцов, например. Я к таким актерам не отношусь. К тому же в театре все-таки существует элемент условности, который позволяет актеру и петь, и танцевать. Если же представится когда-нибудь такая возможность в кино, нужны будут годы репетиций, чтобы прийти к той форме, которая позволит мне выйти на экран в этом качестве…

Я люблю театр. Люблю глаза зрителей, излучающие невидимые токи. Огромное счастье для артиста – играть в живой аудитории. Но и большая ответственность. Не всегда можно сыграть на уровне. Актер имеет право на неудачу. Нельзя от него требовать того, чтобы он играл все время одинаково хорошо. Стабильно еще не значит качественно. Пусть, в конце концов, зритель удивляется…

С детских лет я выходил на сцену. Мне довелось переиграть множество ролей – сначала мальчишек, потом молодых людей. Но когда приехал поступать в Щепкинское училище – провалился. Вернулся в Фергану, однако на следующий год снова сдавал экзамены. Наконец стал студентом ГИТИСа. Вдруг на четвертом курсе Марк Захаров пригласил меня на главную роль – лейтенанта Плужникова, последнего защитника Брестской крепости, – в спектакль «В списках не значился». Так я стал актером Театра имени Ленинского комсомола.

Марк Захаров занимает меня во всех своих фильмах, начиная с многосерийного варианта «Двенадцати стульев» с Андреем Мироновым, где я сыграл инженера Щукина – того самого, который оказался намыленным на лестнице… Захаров – мой духовный наставник. Он обладает фантастическим зарядом творческой энергии, человек-динамит – столько находок, остроумных трюков, неожиданных решений… Он разжигает жажду работать, искать…

Все свои киноработы я люблю. Все. Даже не очень удачные. Это моя кровь, мои нервы. В каждую вложено время, кусочек сердца, и я готов нести ответ за каждую из них…

Пожалуй, довольно неожиданным было приглашение на роль адвоката Рамкомпфа в фильме «Тот самый Мюнхгаузен» – острохарактерная, комедийная, если хотите, отрицательная роль с интересным подтекстом. Сложную задачу режиссер поставил передо мной и в своей последней работе, с которой зритель пока не знаком, – «Дом, который построил Свифт». Здесь мне пришлось показать эволюцию человека – от обывателя, ограниченного, закостенелого, не способного на поступок, до яркой, цельной личности. Этот периферийный клерк, соприкоснувшись с гением, начинает переоценивать жизненные ценности и, образно говоря, превращается из лилипута в Гулливера…

Я считаю, что у актера не должно быть амплуа. Потому что любое амплуа – это, как правило, одноплановые роли, как истертое клише. Зрителя же надо шевелить, преподносить ему сюрпризы. А не быть однообразной маской. Хотя маска, отточенная и наполненная смыслом, – тоже большое искусство, взять хотя бы комиков немого кино. Правда, маска «бестолкового жандарма» у такого признанного мастера, как Луи де Фюнес, уже начинала раздражать…

Я не хотел бы рассказывать о том, как я работаю над ролью. Из актерского дела почти ушла тайна – все всё знают: как делается кино, как разрабатываются трюки, как у актера происходит процесс вживания в образ… И это обидно. Как хочется, чтобы оставалось что-то необъяснимое, подсознательное. Да и что я могу рассказать о том, как я становлюсь, например, Гамлетом? Где у меня какая мышца сжалась, какой образ у меня возник в тот или иной момент? Актер делает – и все, а уж зритель пусть ахает и удивляется: как это ему удалось? Наша задача – заставить зрителя смеяться, плакать, сопереживать героям, а не давать повода размышлять о секретах актерской техники.

Плохих партнеров не бывает… Все зависит от тебя самого: насколько точно ты отыграешь то, что он тебе дает, насколько свободно пойдешь по живому руслу. Тут может родиться очень верная импровизация. Помните финал картины «Двое в новом доме»? Изменив мужу, жалкая и беспомощная, Неля приходит домой. После длинной паузы она вдруг говорит: «Я люблю тебя». На съемках этой сцены я, то есть мой герой Сергей, совершенно неожиданно для себя и для режиссера ответил: «Я знаю». Нас с партнершей волновало одно и то же, мы понимали друг друга, и возникла очень точная концовка. Мне кажется, в этом и есть то, что называется жизненной правдой…

Сейчас я играю Грегора в музыкальном фильме «Рецепт вечности», который по мотивам фантастической пьесы Чапека «Средство Макропулоса» ставит режиссер Евгений Гинзбург, известный своими телевизионными бенефисами. Снимаются в фильме Олег Борисов, Людмила Гурченко, Сергей Шакуров. У меня роль любопытная, с резкими переходами психологических состояний, что позволяет моему персонажу быть все время разным. К тому же здесь придется самому петь…

Верить во что-то обязательно! Я верю в свою профессию, в свое дело, в своего режиссера. Верю в чудо…