Канцелярская крыса - Константин Сергеевич Соловьев

каллиграфическим почерком в специальный блокнот. Герти старался не шевелиться, и этой получалось у него с трудом. На прикосновение холодных пальцев мистера Беллигейла, пахнувших сиренью, но сиренью какой-то ненастоящей, фальшивой, тело отвечало мелкой дрожью.

— Наверно, это очень сложный метод? — предположил Герти.

— Не из простых.

— Столько параметров…

— Необходимо учесть как можно больше биологических факторов. Это повышает надёжность. В мире не существует двух людей с одинаковыми показателями.

— Но… Я никогда прежде не был на острове. И меня не подвергали подобной процедуре. Раз так, не значит ли это, что… уффф! — рука мистера Беллигейла чувствительно сдавила его запястье, — То есть, не значит ли это, что моей записи попросту не существует? Соответственно, не с чем сравнивать результат…

— Это будет решать мистер Лихтбрингт.

— Должно быть, он человек выдающихся способностей.

— Будьте уверены. В этом городе нет никого умнее него.

Герти не знал, чувствовать себя польщённым. Упоминание таинственного мистера Лихтбрингта показалось ему исполненным какой-то таинственной угрозы. Что это ещё за человек, способный узнать Герти, ни разу в жизни его не видя? Судя по фамилии, немец? Спиритуал? Волшебник? Но к чему тогда столь хлопотные измерения?

Наконец мистер Беллигейл выпустил изрядно утомлённого и помятого Герти. Действовал он по-прежнему очень ловко и быстро. Он придвинул к себе аппарат, который Герти считал пишущей машинкой, и очень быстро заработал пальцами по клавишам. Звуки из этой пишущей машинки вылетали совсем необычные, подходящие, скорее, какому-нибудь миниатюрному станку. Герти присмотрелся, и обнаружил, что печатной машинкой это приспособление отнюдь не являлось. Клавиши у него были самого обычного образца, да и общее устройство тоже имело множество сходных деталей. Однако в этом образце совершенно отсутствовал привычный бумажный лист. Вместо него в механических недрах на специальных зажимах помещался плотный картонный прямоугольник. Молоточки «пишущей машинки» вместо обычных литер несли на конце крохотные резцы разнообразной формы. Ударяя по прямоугольнику, они оставляли на нём чередующиеся отметины, на первый взгляд кажущиеся хаотичным и причудливым узором. «Как будто эту картонку исклевали птицы» — подумал Герти, с интересом наблюдая за действиями мистера Беллигейла. Спрашивать о сути этого процесса он не рискнул. Всякий раз, когда мистер Беллигейл обращал на него свой взгляд, Герти чувствовал, как воздух, сгустившись в плотный комок, застревает у него в глотке.

— Закончено, — мистер Беллигейл ловко вытащил картонку из аппарата, — Теперь мы проверим, есть ли совпадения в нашей базе данных.

— Это… какой-то род шифра? — осторожно уточнил Герти. Ему стало немного жутковато оттого, что вся его жизнь оказалась на картоне в виде странного и немного зловещего узора.

— Шифр? Нет, ничуть. Это мемо-карта.

— Ага, — сказал Герти, ничего не поняв, — Ну конечно.

— Её предназначение хранить информацию. На особом машинном языке. Определяя наличие и форму отверстия, специальный считывающий инструмент способен преобразовать литеры и цифры в понятные счислительной машине символы.

Герти вспомнил парикмахера и его металлического болванчика.

— Как у автоматона?

Мистер Беллигейл отчего-то нахмурился.

— Да, — произнёс он, — Как у автоматона. На этой мемо-карте хранится информация о ваших биологических параметрах. Остаётся лишь сличить её с прочими.

Герти посмотрел на кусок картонки с некоторым уважением. О сходстве, разумеется, говорить было излишне, наделённый самым пылким воображением художник и то не распознал бы в этой белиберде чего-то, походящего на человеческий облик. Скорее, это было похоже на результат детской проказы с ножницами. Но всё же выглядело внушительно. Возможно, ему стоит захватить эту картонку на память? Подобрать рамку (какую-нибудь тёмную, палисандрового дерева) и повесить эту композицию в гостиной? Надо только подобрать достаточно звучное и интригующее название. Например «Мистер Гилберт Уинтерблоссом глазами автоматона». Да, так пойдёт…

— И куда… куда вы поместите эту мемо-карту?

— Отдам её мистеру Лихтбрингту. Это его работа.

— Должно быть, ему понадобится много времени.

— Не более минуты. Он очень упорен.

И второй раз Герти оказался обманут интерьером этого кабинета. Невзрачная дверка в стене возле письменного стола, которую Герти полагал стенной пепельницей или же отделением для документов, скользнула, повернувшись на петлях и обнажив своё нутро. Состоящее из металлических колков, валиков, вращающихся шестерён и прочей хитрой начинки.

— Познакомьтесь с мистером Лихтбрингтом.

— Это… Это…

— Это счислительная машина, — сказал мистер Беллигейл невозмутимо, помещая между вращающихся валиком картонную мемо-карту, — Модели «Лихтбрингт IV». Самая совершенная на острове. Ей известно всё и обо всех.

— Она и в самом деле так умна?

— Сорок математических операций в секунду.

Герти не знал, много это или мало, но на всякий случай уважительно кивнул.

— И так мала!

— Это далеко не весь «Лихтбрингт». Скорее, что-то вроде его уха. Принимающий контур. Сам он настолько велик, что не поместился бы в этом здании, поэтому передача информации идёт на расстоянии.

Герти поёжился. Неприятно было наблюдать за тем, как картонку по имени «Герти Уинтерблоссом» перетирают механические безразличные зубы. Как будто её повреждение каким-то образом могло сказаться на нём самом. Внутри его костей зашевелился древний ужас перед колдовством, совершенно, оказывается, не изжитый поколениями предков-прагматиков. Только колдовство в кабинете мистера Беллигейла отдавало машинным маслом…

«Лихтбрингт» вдруг перестал жевать картонку и издал отрывистый звонкий звук. Кажется, этот звук очень понравился мистеру Беллигейлу. Он потёр руки. Это выглядело так, словно два больших бледных паука трутся друг о друга в сладострастном брачном танце.

— Кажется, наша машина нашла вас. Отлично. Посмотрим на результат.

— Простите, но я думаю, что это невозможно.

— Да?

— Я прибыл на остров этим утром. Мне кажется, совершенно невозможно предположить, что я уже знаком с этой машиной, поскольку с меня никогда прежде не снимали показания. Как и то, что в Новом Бангоре окажется человек, чьё тело идеально соответствует множеству различных факторов…

Мистер Беллигейл его не слушал. Он протянул руку, и прямо в ладонь ему выпрыгнул из какого-то гнезда листок бумаги, судя по всему, ещё горячий, как свежевыпеченная лепёшка. Глаза мистера Беллигейла замерли в стеклянных окружностях пенсне.

— Что ж, рад известить, что ваша карточка нашлась, мистер Уизерс. Мы можем восстановить ваши документы.

— Что?..

— «Лихтбрингт» установил вашу личность, мистер Уизерс.

Герти растерялся.

— Моя фамилия Уинтерблоссом.

— Здесь написано: полковник Гай Норман Уизерс.

— Но меня зовут Гилберт Натаниэль Уинтерблоссом. И я не полковник, а обычный деловод. Я даже не был на военной службе!

— Вы уверены в этом?

— Ещё бы!

— «Лихтбрингт» не ошибается. У него есть три проверочных контура. Совершенно исключено. За восемь лет он не выдал ни единой ошибки, мистер Уизерс.

Под взглядом мистера Беллигейла, подозрительным и испытывающим, Герти вспыхнул.

— Я никакой не Уизерс! Я даже не знаю этого Уизерса!

— В самом деле?

— Ну конечно! В первый раз слышу!

— Но при этом никаких документов у вас, как я понимаю, не имеется.

— Я уже сказал вам, что их украли.

— Вот именно. Согласитесь, очень интересное обстоятельство. И очень неожиданное.

— Я могу согласиться с чем угодно, но только не с тем, что меня зовут Уизерс! — парировал Герти с нервным, царапающим горло, смешком, — Уж не думаете ли вы, что я выдаю себя