Плохая концовка - MeXXanik

что вы живёте под защитой клана, вдали от людей, чем если она будет знать, что вы каждый день рискуете расстаться с жизнью в Денериме.

— Прекрати смеяться надо мной, демон! — измождённое лицо, так похожее на лицо моей собственной матери, вспыхнуло гневом. — Бросить дом, работу, общину?! Идти куда-то без денег, без еды, без вещей?! В лес?! Кому мы там нужны?! Что за бездумная попытка?! Вас, мерзких демонов, совсем не учат заманивать несчастных жертв в трясину и под когти диких зверей?! Оставь меня! Пропади! О Создатель, услышь мой плач! Направь меня сквозь чернейшие ночи. Закали моё сердце от искушений зла. Даруй мне отдых в теплейших домах…

— Да хватит уже! Никакого Создателя не существует, Андрасте просто переиначила эльфийскую легенду о Первенце Солнца, придав ему образ абсолюта и исключив из религии других богов, чтобы создать противовес тевинтерской вере в Богов-Драконов, которую тоже содрали с легенд древнего Арлатана. Даже Золотой Город, который сейчас Чёрный, — это не город Создателя, а резиденция эльфийского пантеона, которую перенесло в Тень в момент создания Завесы, и почернел он от ритуала Фен'Харела, обманувшего других богов, чтобы править миром единолично, а не по вине каких-то там магистров! — неожиданно для самого себя взорвался я от всколыхнувшихся на раздражитель воспоминаний Уртемиэля.

Взорвался и замер в потрясении, переваривая то, что только что всплыло из глубин сознания. Талия ещё что-то кричала и продолжала декламировать один стих Песни за другим, но я уже не слушал. Слова, сорвавшиеся с губ, породили целый сонм разрозненных воспоминаний Архидемона Пятого Мора, а моё изменившееся сознание впивалось в них, выхватывая каждую крупицу со скрупулёзностью ювелира, собирающего обрывки золотой нити после работы.

Джун… Творцы… Древние Боги Тевинтера… Боги Арлатана… Эванурисы… Они далеко не были теми благими и добренькими няньками, которыми их рисуют современные долийские предания. Это были жестокие и любящие только себя драконы, видевшие Народ лишь своей прислугой и домашними питомцами. Они могли любить эльфов, заботиться… но чаще были безразличны, а то и раздражительны на мелкую возню букашек. Они принимали облик прямоходящих, наслаждались радостями и ощущениями подобных тел, но жили в своей стихии — в своём кругу. Их место было в высших эмпиреях колдовства, в вышине небес, в войнах с себе подобными и равновеликими существами из глубин подземного мира, а дела эльфов редко трогали их сердца. Они наигрались во власть и наставничество во время создания Арлатана, а потом им надоело, и всё реже и реже они проявляли себя как мудрые и милосердные правители, всё больше погружаясь в негу самодовольных тиранов. А потом Владыки Небес решили прекратить и извечную войну с Повелителями Подземелий, устав от бесконечной вражды и необходимости напрягаться. Тут-то и случился их конец.

Фен'Харел… В доставшейся мне памяти не было его имени, только это прозвище, рождённое как презрительная кличка для буйного дурака — мелочного и тщедушного задиры, позорящего всю Стаю. Вечно недовольный мальчишка, пытающийся показаться важным, играя в игрушки, которые все остальные давно переросли. Он постоянно суетился, пытался что-то доказать, влезал в дела «детей», уча тех новой жизни, при которой старую положено было разрушить… Он раздражал не только равных, но даже преданный Народ, который до того не мог помыслить затаить злобу на Владык. Пестуя смутьянов, он учил эльфийских чародеев принимать обличье драконов, говоря, что так те станут равны Стае… И тут же прятался, едва подначка «бросить вызов» достигала цели, смотря уже со стороны, как кара настигает обманутых глупцов. Он был ничтожен и смешон, но этим, как ни парадоксально, многих радовал и покорял, внося в их жизнь свежую струю. И никто из Богов до самого конца так и не верил, что хилый родич — привычный безобидный дурачок — окажется им настоящим и неподдельным врагом.

Там был какой-то мирный договор… Какой-то путанный и завлекательный мотив… Сложнейший ритуал, что должен был открыть границы и дать скучающим богам расширить свою власть на новые миры. Но всё это обернулось обманом. Создание Завесы, Фэйд… Их души вырвало из тел и запечатало в пространстве снов, опутав разум кандалами пелены. Магический фон мира исказился — всю силу вымыло в рождённое пространство Тени, а там её наполнило мечтами, кошмарами и мыслями живых, смешав одновременно с мириадой красок, оттенков и посылов и получив на выходе извращённую грязь, в которой вскоре родились и паразиты. Настоящие духи искажались и увядали, новые были пустышками — вечноголодными, но не способными обрести полноценную личность фантомами. А после в это всё вошли и смерти…

Катаклизм открыл в мир дорогу людям, а те сумели докричаться до неспособных толком мыслить запертых Богов. И вот — из мутных снов провидцев и первых магов шемленов родился культ Драконов, ведь, даже пребывая не в себе, лишённые свободы мысли и пребывающие в вечной мути сна, эванурисы могли и обучить, и рассказать. Тедас залило кровью, с призывами к одним и тем же покровителям по обе стороны конфликта, но там, где эльфы по привычке ждали чёткого ответа, шемленам хватало и намёка в смутном сне. Шемлены победили, а Боги только начали осознавать себя и делать первые попытки пересилить пелену. Потом… Потом была идея. Рваная, почти без проработки. Рождённая упрямством, но без критического мышления. Связавшись друг с другом в Тени, пользуясь краткими моментами просветления, Боги-Драконы решили, что можно снять оковы, если повредить цепи извне… Проникнуть прямо в Фэйд… на место ритуала… сломать его основу там, где он был порождён. Именно так магистрам Тевинтера пришёл приказ Думата пробиться во плоти в Золотой Город.

Итог — почти по Песне Света. Магистры использовали весь лириум и пустили под нож больше половины рабов Империи, но выполнили приказ и пробили Завесу до самых ворот Золотого Города. Однако там их уже ждала Скверна… Которая на самом деле была…

Тут воспоминания обрывались. Уртемиэль ненавидел эту заразу всем своим существом, ради избавления от неё он уничтожил собственную душу, но что это такое, в доставшихся мне осколках его памяти не сохранилось.

Вынырнув из мешанины воспоминаний, я обнаружил, что Талия всё так же призывает на мою голову все известные кары, внутренне трясясь от ужаса за дочь и мужа, к которому, была уверена, я тоже приду, и он может поддаться, чем наверняка обречёт себя на ужасную смерть — или, ещё хуже, станет инструментом, через который я доберусь до их девочки… Моя задумчивость длилась не более минуты, и… Тут я, похоже, потерпел поражение. Может быть, и можно было всё ещё её