Дело о пропавшей России - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
— Володя, ты только не дергайся, — неожиданно тихо, но внятно сказал он, — сдается мне, за нами хвост.
— В смысле?
— Только башкой своей глупой не верти по сторонам. Три человека: один возле машины у ограды Аничкова дворца — БМВ темно-синяя; второй возле стойки стоит, пиво берет; третий в самом Катькином садике ошивается — делает вид, что за шахматистами наблюдает. Они нас от самого Агентства вели. Эта БМВ напротив нашей арки стояла.
Причин не доверять профессиональному глазу Каширина у меня не было.
Как— никак человек опером в уголовном розыске отработал: правда, всего год и в приполярном Диксоне (за кем он там следил, за медведями белыми, что ли?), но все-таки.
— Ты номера можешь срисовать?
— Уже. Придем в контору, попробуем пробить. Давай немного пройдемся, проверимся. Ты только сам не крутись, я отслежу.
Мы не торопясь допили пиво и пофланировали в сторону Невского. Пересекли его, завернули в Елисеевский (надо же было как-то оправдать наши передвижения), а затем повернули обратно, в сторону улицы Зодчего Росси.
— Ну? нетерпеливо спросил я, когда мы поднялись на наш второй этаж.
— Подковы гну! За нами хвост, железно. Я пошел номер пробивать.
Родион скрылся за дверью кабинета расследователей и начал взывать к Зудинцеву, умоляя того отвлечься от общения с Завгородней в буфете и заняться пробивкой номеров БМВ.
За время моего недолгого отсутствия мне позвонили трое: Заборин, Резаков и неизвестный мужчина со слащаво-вежливым голоском.
— Чего он хотел? — спросил я у Восьмеренко, который беседовал с ним, пока меня не было.
— Спрашивал, в городе ли ты, когда тебя можно застать. Интересовался твоими координатами, в том числе и домашним телефоном…
— Я надеюсь, ты не сказал?
— А что тут такого? Секретные сведения, что ли? — удивился Восьмеренко.
Я аж зубами скрипнул с досады — ну кто его просил кому ни попадя мой домашний телефон выдавать? Досчитав до двадцати, чтобы не обложить его магом — все же в кабинете были девушки, — я попросил этого инвалида ума налить мне кофе, а сам стал звонить.
Первым я дозвонился до Заборина.
— Старик, то, что я в жопе, — это фигня, я в ней давно — еще со своей встречи с Карпенко, но похоже, что и ты теперь влетел. — Алик говорил со мной зло и ехидно. — Ты лучше сразу больничный возьми. Авансом, так сказать. После того как Карпенко с тобой побеседуют, ты и до поликлиники уже можешь не дойти.
— Алик, да им сейчас не до бесед с нами будет — они, поди, уже со следователем прокуратуры беседу ведут.
— Четверть часа назад они беседовали со мной. Слава Богу, что только по телефону. Но я намерен лечь на дно.
И тебе советую, если еще не поздно.
Он повесил трубку. Вот оно — пятница, вечер. Похоже, что именно у меня будут неприятности в самое ближайшее время. Я несколько раз набирал номер служебного телефона Резакова на Чайковского, но трубку никто не брал. Пришлось звонить ему на мобильник.
— Вадик, что с Карпенками? — задал я вопрос в лоб.
Резаков замялся с ответом, что вообще-то ему было не свойственно.
— Херня, Володя. Следователь уперся — не хочет дело возбуждать. Это, говорит, еще разбираться надо, проверку проводить. Они, мол, люди уважаемые. А если журналисты просто сговорились честных политиков и коммерсантов опорочить? Им, мол, заплатить за эту кампанию травли могли… Володя, ты это… будь поосторожнее…
Поосторожнее!
И тут мне под руку подвернулся Восьмеренко с кружкой кофе. В следующую секунду я метнул ее в стену. Брызнули во все стороны осколки, грязное коричневое пятно поползло вниз по обоям, повинуясь закону всемирного тяготения.
— Вовка, ты что? — Восьмеренко был бледен, и пальцы его тряслись.
Все удивленно уставились на меня.
Трубку телефона я все еще держал в руках.
— Вадим, я перезвоню позже…
Хотелось выть. И крушить все вокруг.
— Володя, да что с тобой? — Горностаева подбежала, стала доставать из сумки какие-то таблетки.
— Извините, ребята… — я старался говорить медленно и спокойно, — я… я потом как-нибудь все объясню. Простите, но мне нужно ненадолго выйти…
К счастью, Агеева в своем крохотном кабинете была одна (и как они там всем своим архивно-аналитическим отделом умещаются?). Я попросил у нее убежища. Мне нужно было полчаса, чтобы прийти в себя.
— Володя, что случилось? На вас прямо лица нет.
— На мне, Марина Борисовна, скоро и головы не будет!…
Агеева притащила кофе, выставила на стол из заначки бутылку с прозрачной жидкостью и надписью не по-русски.
— Не обессудьте, Володечка, коньяк весь вышел. А это ракия турецкая. Но эффект тот же.
Ракия пахла анисом и еще какой-то сладковатой гадостью. В кофе я ее лить не стал, а опрокинул в себя одну за одной три рюмки. У первой вкуса не почувствовал просто обожгло горло.
Вторая оказалась крепкой и сладкой, как лекарство от кашля. Удержался, не выплюнул. Третью рюмку выпил, словно мстя собственному организму.
Потом я допил кофе, поблагодарил Агееву за участие и на все еще слабых ногах пошел к Каширину.
— Ну что, Родион, чья тачка?
— Похоже, что братаны нас выпасали. Машина оформлена на «чернобыльца». Он ее якобы ввез в Россию пару лет назад, по льготным таможенным платежам. А вот нарушали на ней в последнее время двое отморозков — официально-то они, конечно, частными охранниками оформлены, но, по нашим данным, плотно работали на братьев Карпенко.
Я снял трубку телефона и набрал номер Марины. Не отвечали минуты две.
Неожиданно на том конце провода кто-то снял трубку. Незнакомый мужской голос.
— Кого вам?
— Ясинскую Марину можно?
— Нельзя. Она в плохом состоянии.
— А вы кто?
— Врач «скорой». У нее была попытка суицида. Нет, приезжать сюда не надо — мы ее в больницу везем. Завтра можно будет подъехать, в справочной узнать.
— А куда?
— Куда, куда… на Пряжку.
Доигрались, твою-то мать!… Почему же мы. уроды такие, всегда забываем, что за нашими игрищами живые люди, а не картонные фигурки. Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется.
Фигня это все — еще как дано. Только не лениться надо, а думать.
Ярость прошла. Теперь я чувствовал такую слабость, что ноги не держали.
— Вовка, да тебя же трясет! — Каширин заглядывал мне в глаза.
Только тут я понял, что меня колбасит. Дрожало все, что только могло дрожать. Зудинцев метнулся куда-то из кабинета, затем снова появился уже передо мной, силой влил мне в рот из кружки какую-то горькую гадость. Зелье подействовало. Трясло меня уже меньше, да и кавардак в голове несколько унялся.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!